Детская библиотека. Том 91

Гости разъехались. В гостиной у камина расположились Ушаков с Толстым. Хозяин дома потчевал их изысканным вином, что привез из Европы. Настроение у него было преотменнейшее. Теперь на полгода разговоров хватит про чудеса, что творил этот фокусник с перстнем царевича. Конечно, со временем найдутся скептики, начнут судачить, что и фокусы были так себе, и хозяин не столь хлебосолен. Но это потом. А сейчас царевич остался доволен — и это главное. Зря Ушаков страхи ложные сеял. Но Толстой с Ушаковым словно и не были на представлении, ни словом не обмолвились ни о Вангувере, ни о канарейке, ни о перстне, что столь таинственно исчез, а потом не менее загадочно нашелся. Разговор весь вечер крутился вокруг совершенно иной персоны.

— А я, сударь мой, скажу так: вор он, Меншиков! Вором был, вором и остался, — подытожил Толстой. — А сейчас, если обвенчает царевича на своей дочке, почитай и на трон сядет.

— А поговаривают, что до царя-то Марта с ним прелюбодействовала, — ухмыльнулся хозяин дома.

Ушаков покачал головой:

— Да и при нем тоже. не отказывала себе в удовольствиях. Сейчас здоровье не то. Губит она себя всякими безудержными кутежами.

— Алексашке этого и надо, — зашипел Толстой, — он царевича уже к себе перевез, — скулы Петра Андреевича так и ходили от возмущения. — А Долгорукие-то! Вместо того чтобы Петра вывести из-под Алексашки.

— Ежели бы могли, давно бы вывели, — урезонил распалившегося графа Ушаков.

— Поговаривают Меншиков-то с царевичем вроде в ссоре. Удачный момент. — заключил Орлов.

Вангувер тоже считал, что момент удачный. Все складывалось как нельзя лучше. Ни в чем пока он не обманулся.

— Они, скорей всего, разделили имущество на части, — рассуждал он, сидя в карете, что тряслась по булыжной мостовой, везя их с Кэт на постоялый двор после представления у Орлова, — хотя не исключено, что мы найдем здесь все.

— Я тоже видела только один, — глаза Кэт блестели азартом. — Но думаю, что ночью можно поискать и в других комнатах.

Глава 5,

в коей мы узнаем, чьи соленые огурчики предпочитает глава Тайной канцелярии

Может, и отменное вино подавал граф Орлов, да голова как-то побаливала да во рту сухость была неимоверная. Лекарство от сего недуга на Руси давно известно. Можно было бы Федора одного за ним послать. Но не доверял Андрей Иванович сию науку никому. Ведь в рассоле что важно? Особая упругость. А ее не каждый различить может. Вот и пришлось ранним утром самому на ярмарку отправиться. Федор семенил следом.

— А вот огурчики надо покупать исключительно у Степана, во всем городе лучше не сыщешь, — наставлял слугу Ушаков.

Степан растянулся в довольной улыбке. Еще бы, такая рекомендация его товару! Ушаков выбрал огурчик покрепче да поменьше, поднес ко рту и с удовольствием откусил. Но удовольствие недолго длилось, он заметил в толпе Самойлова. Лицо у того не предвещало ничего хорошего.

— Ваша светлость!

— Никак случилось что? — спросил Андрей Иванович, со смаком пережевывая огурец.

— Беда… — запыхавшийся Самойлов сделал глоток воздуха и добавил: — Орлов…

— Что Орлов? — Андрей Иванович протянул Ивану остаток ядреного огурца. — Хочешь?

— Нет. Мертвым нашли в доме.

— Вот те раз. На месте уже был?

— Нет, я бежал туда да вас увидел.

— Хорошо, едем вместе. — Он обернулся к слуге и добавил: — Возьми, Федор, кулек.

Не зря же он утром такой моцион совершил. Следствие откладывать, конечно, нельзя, но потом ведь можно будет вернуться и употребить. Да-а-а, вот уж воистину пути господни неисповедимы. Новость сия, пожалуй, перебьет и иллюзиониста с его фокусами. Забудут голландца — почитай, что и не было. А вот что граф усоп в ночь после его визита, вот об этом злые языки начнут судачить. Может быть, не так и самого Ушакова взволновала бы столь неожиданная кончина Орлова, коли не последняя их беседа и слова, на которых она закончилась. А ну как желание графа воспользоваться удачным моментом и стало причиной его ухода?

Камердинер встретил сыщиков в дверях особняка. Давешняя важность слетела с его лица. Весь путь по длинной анфиладе к гостиной он причитал, с трудом поспевая за Ушаковым.

— Я не знаю, как это могло случиться…

Ушаков не обращал на его объяснения никакого внимания. Только у кресла, где полулежал Орлов, оглянулся на слугу и велел отодвинуть штору. Солнечный свет упал на мертвенно-бледное лицо. Самойлов подошел к усопшему и взял его за руку.

— И что? Здесь его и нашли? — поинтересовался он у камердинера.

— Так нет, ваша милость, — ответил тот, — барин у двери лежал. Это мы его, значит, перенесли. Думали, удар случился, отлежится — в том разумении. Ан нет, отошел.

Ушаков тем временем осматривал окна и подоконники, тростью раздвигая занавески. Склонившись над последним подоконником, он растер пальцем пятно на нем. Но каждая фраза, каждый шорох и движение были им замечены. Не отвлекаясь от осмотра, он спросил у камердинера:

— И что же, барин тебе ничего не сказал?

— Так я же говорю, лежал, как в беспамятстве.

Самойлов бросил как бы невзначай:

— А ночью кто приходил?