Иван почти не спал всю ночь, пытаясь сопоставить факты. Рано поутру отправился в гости к Вангуверу, да ему сообщили, что тот еще вечером покинул постоялый двор. Ну что ж, надо отправляться к Ушакову, дабы еще раз убедиться в своих предположениях и доложить об исчезнувшем фокуснике. Но в доме главы Тайной канцелярии Иван стал свидетелем совершенно неожиданной сцены, и хотя попал он на нее ближе к финалу, мы дадим себе труд обрисовать ее целиком.
А утро в доме Андрея Ивановича началось так. Хозяин вне себя от ярости в одном халате, заложив руки за спину, молча прошествовал к камину. Затем снова вернулся к стоявшим навытяжку солдатам и, наконец, взорвался:
— Мерзавцы! Распустились вконец!
Он брызгал слюной, пучил глаза и почти не владел собой:
— Удавлю всех собственными руками! В моем доме спать на посту! Почему не разбудили?
И тут ему на глаза попался человек в одной рубахе. А этот что здесь делает?! Ушаков на миг оторопело замер, а потом крикнул прямо в лицо застывшему в одном строю с солдатами:
— Как зовут?!
— Прутиков, ваша милость!
По чеканному ответу Ушаков понял, что перед ним один из солдат, что должен был стоять на часах в ночном карауле. Но не в мундире! Значит, точно спал!
— Я тебя, Прутиков, в Сибирь! — заорал Ушаков. — Сгною!!!
Самойлов появился в спальне в тот момент, когда Ушаков ее уже покинул. Но несмотря на то что тяжелые шаги почти затихли, а крики «Мерзавцы! Скоты!» доносились все реже и все глуше, солдаты по-прежнему стояли навытяжку. Виной тому был Туманов. Он, наконец, ожил, начал бодро расхаживать перед строем, поднося кулак к самым лицам провинившихся.
— Случилось что? — спросил Самойлов.
— Случилось, — в сердцах крикнул Туманов. — Была б моя воля, я вас не только в Сибирь. — Туманов лихо прохаживался перед строем и очевидно напоминал самому себе только что удалившегося Ушакова. — Я с вас живьем шкуру бы содрал! — ревел он, но голос и стать не позволяли ему даже отдаленно походить на главу Тайной канцелярии. — Охрана. — ехидно протянул офицер и окинул скептическим взором замершие в страхе лица.
Да, дай такому волю, он всех в Сибирь сошлет. Хорошо, что Андрей Иванович попридерживает его прыть. Взгляд экспедитора скользнул на висящий на стене канделябр. Почему-то вдруг всплыло в его памяти дело об отравлении, в коем фигурировал свечной воск и яд, подмешанный в него ловким секретарем Полины Ивановны. Иван снял восковой налет и поднес к носу.
— А что, служивый, свечи ночью горели?
— Так и есть, ваша милость! Приказ был смотреть в оба. Поэтому, не гасили, — ответил один из солдат.
— Смотрели они в оба, — пробурчал Туманов.
Но Самойлов не слушал его, а направился прямо в гостиную. Поднял глаза на интересовавший его гобелен. Да так и замер от удивления. Вот почему так взбешен был Ушаков! Поперек ковра красовалась огромная дыра. Злодеи промышляли прямо под носом главы Тайной канцелярии. Смело! Самойлов достал принесенную с собой гравюру и принялся сравнивать ее с рисунком попорченного гобелена. Потом потрогал свечи из канделябра — на них обнаружился такой же налет, что и в спальне.
Кашель возник раньше, чем в гостиной появился Ушаков, за ним с подносом неотступно следовал Федор.
— А, это ты… — Андрей Иванович с трудом справился с очередным приступом. — Знаешь уже?
— Рассказали, — ответил Самойлов.
Ушаков резко повернулся и наткнулся на поднос.
— Что это?! — крикнул он в ярости.
— Так это… — оторопел слуга.
— А-а-а, — Ушаков принял лекарство и зашелся в очередном приступе кашля. — Сгною мерзавцев. — начал он было.
— Сдается мне, что караул не виноват, — мягко прервал его Иван.
— Говори, — Ушаков сел в кресло и с интересом взглянул на сыщика.
— В канделябрах стояли свечи с особым составом, типа сонного порошка. Вот понюхайте, ваше сиятельство.
— Сам понюхай! И привези-ка мне этого фокусника. Замешан он здесь.
— Да я, собственно, за тем и пришел.
— Что еще?
— Из постоялого двора, где он давеча останавливался, Вангувер съехал.
— Вы что, все издеваетесь?! — снова закричал Ушаков. — Сговорились?! — Он вскочил с кресла и снова закашлялся. На пороге возник Федор с подносом.
— Что это?!
— Так это, лекарство…
Ушаков принял снадобье. А затем снова заголосил на Самойлова:
— Ты чего тогда приперся? Что еще?!
Самойлов выпрямился и, переждав бурю, выложил свой козырь:
— Есть у меня одна бумага…
Иван развернул перед Ушаковым гравюру, изображающую охоту, такую же, как и на гобеленах, только с недостающими фрагментами.
— И что?
— А то, что искать наших фокусников надобно здесь, — Самойлов ткнул пальцем в импровизированную карту.
— Почему ты так думаешь?
— Гобелены эти, что этот, что тот, едины тем, что связывает их эта картинка. Смею предположить, что направление движения этих уток указывает на место, где зарыт клад.
— Где это место?
— Ну вот это-то нам и надобно выяснить. Думаю, что Вангувер для этого и вырезал куски гобеленов.