Детский мир

– Нет ничего невозможного, особенно, если в деле замешана одна чересчур сентиментальная женщина, которая вертит бесстрашным главой гарнизона, как хочет… Он прилетал, кстати, буквально вчера.

Вот тут я удивлённо приподняла брови. Прилетал? Разве мы с Севером не убили его той ночью во дворце? Или это другой генерал, сколько их здесь вообще? И почему им всем что-то нужно от скромной и несчастной меня?

– Что хотел?

– Всё то же. Просто посмотреть.

– Ничего нового… Слушай, – Палачинский неожиданно присел на корточки перед нашим укрытием, так близко, что я смогла рассмотреть красную жилку, которая лопнула в его левом глазу, задумчиво поскрёб пальцем по куску обшивки, под которым мы прятались, и спросил:

– А как Ольга здесь вообще очутилась?

– М?

– Я говорю, что ты же её у Евки оставил, так? А вот эта вот вещица точно не является частью фоба. Ни мобильного, ни платформенного, ни сверхскоростного улучшенного. И если я ещё не выжил из ума, то я бы сказал, что это кусок обшивки межпланетного шлюпа.

Мы со Зверёнышем стали дышать через раз, опасаясь, что эти двое сейчас приподнимут крышу нашего укрытия и обнаружат двух спрятавшихся перепуганных мышек.

– Да ну… – Цезарь недоверчиво хмыкнул. – Откуда у Евангелины шлюп? Ей даже саркофаг собственный запретили иметь, а хранителя выдают только по предварительной письменной заявке и в случае действительных проблем со здоровьем.

– Вот и не мешало бы спросить у неё, что она скажет по этому поводу.

Как-то вдруг мне даже стало жалко Госпожу Метелицу. Она, само собой, змея гремучая, но с другой стороны, я знаю, как Палач проводит допросы. А уж Цезарь-то… До сих пор перед глазами картина допроса несчастного Клифа.

– Давай со мной, – Палачинский махнул рукой в сторону фоба, на котором прилетел, – моя машина без брони, лёгкая, быстрее доберёмся. А эти тут пускай всё зачистят. Я, конечно, не представляю, откуда здесь взялся шлюп, но я же не конченный псих, чтобы позволить местным найти его обломки.

– Твой пилот разве не местный?

– Свиридов с ним разберётся. Давай, чего время зря терять?

Палач подозвал к себе начальника службы охраны Цезаря и, пошептавшись с ним с полминуты, скрылся в фобе, стоявшем вне поля нашего зрения. Ещё пару минут спустя мы увидели, как над нами, блестя зеркальным боком, неспешно набирает скорость машина Палачинского.

– Ужас какой-то, – наконец шепнул Зверь.

– А? – на секунду мне показалось, что мальчишка понял суть разговора, но только на секунду, потому что приятель поспешил меня разочаровать: – Я себя иностранцем чувствую. Вроде и на понятном языке говорят, но ничего не понятно…

– Тебе хорошо, – с какой-то болезненной осторожностью я прислушалась к тому, как мысли укладываются в моей голове. – Я, к примеру, себя чувствую инопланетянской, как ты говоришь, принцессой. И это, скажу тебе честно, не самое приятное в мире чувство.

– Привыкай, – приятель перевернулся на спину, руками и ногами упёрся в нашу крышу и попытался сдвинуть её с места, натужно прохрипев:

– По ходу, ты она и есть.

– Иди к чёрту, Зверёныш, – беззлобно огрызнулась я, а в следующий момент кусок обшивки, закрывающий нас от всего мира, взлетел на воздух.

Мы не сразу поняли, что произошло, а когда поняли, что-то предпринимать было уже поздно. Да и что вообще можно предпринять, когда ты смотришь в дуло наведённого на тебя оружия.

– Ух-ты, – выдохнул тот, кого, по словам Палача, должен был убрать Свиридов. – Вот это находка!

Мужчина довольно ухмыльнулся и, не выпуская нас из-под прицела, медленно вытер о штанину левую руку, оставив на бежевой ткани размазанный кровавый отпечаток.

– Ну, что смотрите? Дуйте наверх, партизаны.

Отступил на шаг, следя за тем, как мы, стараясь не делать резких движений, выбираемся из расщелины. Нахмурился, когда я вскрикнула от боли, стукнувшись спиной об один из выступающих камней, и непреклонным голосом велел:

– Ну-ка, повернись! – и ружьём нетерпеливо двинул, мол, пошевеливайся, давай.

– Не могу отказать, когда так вежливо просят, – проворчала я, демонстрируя нашему захватчику свои тылы. Не знаю, какой реакции я ожидала. Может быть, сочувствия. Или брезгливого любопытства. Милосердного вздоха. Отвращения.

– Рассказать кому – не поверят, – вместо этого хохотнули за моей спиной, а затем мужчина, глядя на то, что Зверь назвал фиолетово-синим, слегка подкопчённым фаршем, рассмеялся. Так искренне и легко, так по-детски непосредственно, словно ему только что подарили самый долгожданный, самый вожделенный, самый лучший в мире подарок.

Это не пилот, поняла я, это маньяк или сумасшедший? Или сумасшедший маньяк?

– Прости! – опустил ружьё стволом вниз, когда я через плечо наградила его взглядом возмущённым, испуганным и одновременно обиженным.

– Прости, – повторил и улыбнулся, от чего на бронзовой от загара щеке образовалась симпатичная ямочка. – Это нервное. Ты, конечно же, подумала, что я полный псих. Я бы, на твоём месте, точно так подумал. Просто у нас уже давно никто не верит, что ты всё ещё жива. Ну, кроме Аньки, само собой, а тут… Не бойся меня, ладно?