Детский мир

– Ох, молодёжь, – Палачинский сплюнул себе под ноги. – Учить вас и учить. Эй, ты, как тебя? – поманил пальцем сидевшего на последней ступеньке Федьку Стержнева. – Подойди.

Парень поднялся, затравленно посмотрел на своих товарищей, а товарищи поспешили отвести глаза, прекрасно понимая, что сейчас произойдёт.

– Не надо, – повторил Арсений, чувствуя, как щёки обжигают дорожки слёз.

Тем временем Палачинский спокойно и уверенно подошёл к побелевшему от страха Стержневу, положил левую руку ему на плечо, наклонился вперёд, словно собирался что-то сказать и мягким, идеально отточенным движением вогнал короткий нож куда-то под левое ребро.

Федька сдавленно вскрикнул и пошатнулся, а Палач обнял его, по-отечески поддерживая за плечи, и пробормотал едва слышно, вынимая лезвие из груди, которая всё ещё двигалась под давлением лёгких, не желающих признавать, что это молодое и полное сил тело уже умерло:

– Ч-ш-ш-ш! Уже почти всё… Всё… – затем помог парню лечь, заботливо пристраивая тяжёлую голову на порог Дома, и опустился рядом на колено, с любопытством наблюдая за тем, как из Федьки вытекает жизнь.

В мёртвой тишине Северов смотрел, как Стержнев в последний раз закрывает глаза, смотрел на залитое кровью крыльцо и совершенно ни о чём не думал до того момента, пока Цезарь, наклонившись, не прижал два пальца к вене парня, проверяя пульс. И убедившись, что тот мёртв, удовлетворённо хмыкнул и пробормотал:

– Вот так-то, дорогой дедушка. Вот так-то…

А затем поднялся и, подойдя к Северову почти вплотную, провёл перепачканной в крови рукой по его зарёванному лицу, заменяя дорожки слёз на кровавые.

– Учись жить взрослой жизнью, – произнёс он в горячечно пылающие глаза. Наклонил голову, словно любуясь результатом своих трудов и припечатал: – Получите и распишитесь.

– Я… Мне не… – Арсений вдруг подавился воздухом, кашлянул и, согнувшись пополам, ознакомил Цезаревские ботинки с содержимым своего желудка. Цезарь зашипел раздражённой кошкой и поспешил отойти в сторону.

– Мерзость какая! – пробормотал, пытаясь вытереть обувь о негустую траву на клумбе у Дома детей и молодежи. – Не думал я, что ты окажешься таким слабаком. Мне начинает казаться, что я поторопился, решив отдать тебе одну из Фамилий Корпуса. Что скажешь, Палач?

– Ты в людях редко ошибаешься, – ответил убийца и, бросив рассматривать мёртвое тело Федьки Стержнева, холодно глянул на живого пока Арсения Северова. – Но если ты прикажешь…

Палач качнулся на пятках, плавно перетёк вперёд, оказавшись перед Арсением, и уверенно положил руку тому на плечо. Вся короткая жизнь промелькнула перед глазами: калейдоскоп из отрывочных воспоминаний, наполненных эмоциями и шелестом убегающих мыслей. Северов зажмурился, приготовившись к смерти, но вдруг услышал перепуганный писк:

– Сенечка?

Взволнованно выхватил из шаткой реальности знакомую голубую панамку и почувствовал, как сердце сначала остановилось на миг, а затем помчалось вперёд, беспомощно колотясь о клетку рёбер. Что она здесь делает? Как Полина Ивановна не досмотрела? Нельзя Ляльке к Цезарю, ни при каких условиях, никогда, не к этому чудовищу.

А чудовище тем временем расплылось в довольной улыбке и медленно двинулось к девчонке, не отводящей от Арсения зарёванных синих глаз.

– Привет, малыш! – проворковал Цезарь и опустился перед девочкой на колени. – Не смотри туда, не надо. Лучше на меня, на меня посмотри, маленькая моя. Помнишь меня?

– Нет, – Лялька всхлипнула и, сжав ручки в кулачки, на всякий случай отошла от мужчины. – Ты сделал Сене больно?

– Я? – возмутился совершенно искренне. – Да ни за что на свете! Он просто испачкался немножко. Правда, Сеня?

Даже не повернулся, только головой слегка повёл в сторону Северова.

– Правда, – просипел мальчишка и, откашлявшись, добавил: – Со мной всё в порядке, воробушек.

Девчонка моментально успокоилась и, наконец, соизволила посмотреть на Цезаря.

– А у меня зуб вывалился, – похвасталась она, широко раскрыла рот и ткнула грязным пальцем в образовавшуюся между резцом и клыком дырку. – Вот.

– Просто класс, – согласился Цезарь и аккуратно, но настойчиво вынул пальчик изо рта. – Пойдём-ка помоем тебя немножко, поросёнок.

Мужчина сделал приглашающий жест, но девочка не торопилась вложить свою ладонь в его руку.

– А Сеня? – спросила она, пятясь в сторону Арсения.

– А Сеня… потом придёт.

Лялька оценивающе посмотрела на мужчину совсем как взрослая, и вдруг сорвалась с места. Северов не успел моргнуть, как она уже взлетела по ступенькам и двумя руками обняла его за колени.

Хотелось бы сказать, что он не помнил ужасной сцены прощания, что мозг милосердно отключился, чтобы не участвовать в этом кошмаре, что память стёрла из воспоминаний надрывный плач и крики.

Не стёрла.

Полина Ивановна не разговаривала с ним неделю, а заговорила лишь для того, чтобы сообщить Северову новость, которая новостью для него уже давно не была.