Детство без Интернета

— Расскажи о себе….

Начал рассказ и, видя весело-недоумённое удивление всего класса, сам удивлялся — А что я такого рассказываю? Что их повеселило и удивило? Впрочем, просидев несколько уроков понял. Их удивил мой громкий голос и независимый тон. А вот они, уже мои одноклассники, стоя перед классом и отвечая заданный урок, всегда тихо бубнили себе под нос и это не зависело от того — знает он материал или не выучил его. Бойкий он или не очень. Всегда было одно — невнятное бу… бу…, бу… бу…

Первый учебный день прошёл спокойно, ко мне никто не проявлял видимого интереса, но это меня не обманывало. Я должен буду пройти ещё «прописку» в классе и какая она будет — даже не предполагаю.

Но вот после обеда и очень подробного рассказа нового товарища, уже примерно представлял — как всё произойдёт. Сначала будет несколько провокаций, чтобы проверить каков я, а потом скорее всего меня толпой отлупят. Хорошо так попинают. И ничего не поделаешь — таковы были тогда нравы Ныробского молодняка, который чётко делился на две враждующие между собой молодёжные группировки — Люнва и Городок. Это с одной стороны, а с другой вся остальная тихая молодёжь, не примыкавшая к конфликтующим. Это в подавляющем большинстве были свои, местные, с которыми хулиганы и шпана ходили в детский садик, учились практически с первого класса… У них были устоявшиеся отношения и хулиганы не лезли к ним. Те крутились в своих компаниях и жили своими интересами, отличными от первых. Тем более, что «тихие» в основном были детьми начальства разного уровня, и которым родители сумели вложить в головы более высокие приоритеты жизни. И была ещё одна прослойка молодёжи — иногородние. Такие как я и Саша, у которых за спиной не было никакой поддержки и им приходилось выживать самим. В одиночку. И которых можно было гнобить без всяких последствий, если ты поддался. Городковские и Люнвенские жёстко грызлись между собой и периодически устраивали набеги друг на друга, но в тоже время были определённые правила, когда конфликтующие стороны вынуждены держать нейтралитет — это проезд с Люнвы в школу и обратно, запрет на драки в самой школе. Каждая из группировок хорошо знали друг друга, всех активных бойцов и после школы появление кого-нибудь на вражеской территории, считалось враждебным актом, если тому не было уважительной причины. Поэтому сначала разбирались — Чего он здесь делает? В причинах и если это действительно была необходимость, то того не трогали. Но это днём, вечером, ни какие причины в расчёты не принимались, и морды попавшему с той или иной территории бились сразу, даже если ты совершенно нейтральный, к их вражде не имеешь никакого отношения и никого не поддерживаешь.

— А так, Боря, в нашем классе больше всех остерегайся Воложанинова, это второй к которому ты подходил. Сынок большого начальника и сволочь первостатейная. Я не удивлюсь, если он сядет в тюрьму.

— А тот первый, который меня отфутболил?

— Это Кулаков с Люнвы. Не обращай внимание, нормальный пацан, хотя иной раз и резкий. Да…, ещё есть у нас Никуличкин Валера, Юра Залюбовский и Кушня, вернее Серёга Кушнин. Они своей компанией держатся. Если Никуличкин и Залюбовский более-менее нормальные, то вот Кушнин на их фоне — подлая сволочь. Те двое если и дёргаются на тебя, то как-то открыто, а этот шестерит и всё исподтишка, да подло. Остальные парни Лёшка Анфёров, Коля Носов, Серёга Бабаскин, Петька Михайлов, Сашка Васкецов — нормальные. С ними можно дружить.

— А ты в классе с кем дружишь?

Сашка немного смутился и ответил неопределённо, а я не стал настаивать, поняв, что это для него достаточно больной вопрос.

Доколупливаться до меня стали уже на следующий день. На большой перемене я вышел в коридор и неспешно пошёл в сторону школьной библиотеки и тут на меня, со спины, внезапно налетели парни с нашего класса. Схватили за руки и мигом запихали в женский туалет, напротив нашего класса. Я сначала затрепыхался, попытался сопротивляться, ещё не понимая, что они хотят сделать, но их было больше. Лишь по куражному смеху было понятно, что бить пока не будут. Оказавшись в женском туалете, сразу дёрнулся обратно, но дверь уже была припёрта и я плюнул в досаде: — Дураки…, — и спокойно уселся на широком подоконнике. А за дверью слышалась возня, дебильный смех одноклассников, среди которых был Кулаков, Никуличкин и Кушнин. Ещё когда меня запихивали видел вдалеке стоявших ехидно смеющихся Воложанинова с Залюбовским.

Минуты через две возня за дверью затихла. Они ожидали, что буду кричать, рваться и биться в дверь, а тут тишина. Дверь слегка приоткрылась и в щели появилось пол лица Никуличкина, увидев меня спокойно сидящего на подоконнике, он широко открыл дверь и в недоумении спросил: — Ты чего?

— Да ничего… Это вы чего? Запихнули в туалет и думали, что умру что ли тут от страха или позора!? — Слез с подоконника и, оттолкнув Никуличкина в сторону, спокойно вышел в коридор.