Детство и общество

Мы сталкиваемся с крайней степенью развития одного или другого из этих полюсов у местных, профессиональных и типичных представителей населения. Но при анализе обнаруживается, что подобная крайность (твердости или непостоянства) содержит в себе внутреннюю защиту от всегда подразумеваемого, внушающего сильный страх или втайне желанного противоположного полюса.

Чтобы оставить выбор за собой, американец живет с двумя наборами «истин», а именно с набором религиозных или религиозно-политических принципов пуританского свойства и с набором сменных призывов. Они показывают, как в данный момент можно выйти из положения на основе одного только предчувствия, настроения или идей. Так, например, от одного и того же ребенка могли последовательно или попеременно требовать выполнения противоположных решений, скажем, «Уйдем отсюда к дьяволу!» и тут же «Останемся и не пустим этих ублюдков!». Это если говорить только о двух самых радикальных призывах. Лозунги не претендуют на логику или принципиальность, но достаточно убедительны для тех, кого они затрагивают, чтобы оправдать законное или выходящее за рамки закона действие (в той степени, в которой закону случается быть навязанным или забытым в зависимости от меняющейся обстановки на местах). Наивные на первый взгляд лозунги содержат в себе пространственно-временные перспективы, столь же прочно укоренившиеся, как и аналогичные перспективы, выработанные в системах индейцев сиу и юрок. Они представляют собой опыт, накопленный в коллективном пространстве-времени, по которому координируются индивидуальные защитные механизмы эго. Однако эти перспективы часто радикально изменяются на протяжении детства.

Подлинной истории американской идентичности пришлось бы устанавливать соотношение между наблюдениями Паррингтона за следованием высказанной мысли с богатой историей нарушений преемственности американских призывов, которыми буквально пропитано общественное мнение. Оно существует везде: в школах и на рабочих местах, в судах и ежедневной прессе. Ведь в принципах и понятиях тоже, по-видимому, существует стимулирующая полярность, с одной стороны, между интеллектуальной и политической аристократией, которая, будучи всегда внимательной к прецеденту, стоит на страже согласованности мысли и неразрушимого духа, а с другой — между аристократией и мобократией (властью толпы), которая, очевидно, предпочитает изменяющиеся лозунги сохраняющимся в веках принципам.

Такая локальная полярность аристократии и мобократии (столь замечательно представленная Франклином Д. Рузвельтом) пронизывают американскую демократию более явно, чем это, вероятно, осознают защитники и критики многочисленного американского среднего класса. Этот американский средний класс, осуждаемый некоторыми как олицетворение консервативности всего корыстного и обывательского в нашей стране, возможно, представляет собой лишь преходящую серию сверхкомпенсаторных усилий попробовать обосноваться вблизи «главной улицы»: усесться у камина, открыть банковский счет и купить машину подходящей марки. Он не предотвращает (как положено классу) высокой мобильности и потенциальной культурной неопределенности своей окончательной идентичности. В более мобильном обществе статус выражает иное соответствие: он похож скорее на эскалатор, нежели на платформу, и является скорее средством, чем целью.

Все страны, а особенно большие, осложняют собственное развитие, каждая на свой лад, начиная с предпосылок их образования. Мы должны попытаться четко сформулировать, каким образом внутренние противоречия в истории Америки могут подвергать ее детей эмоциональному и политическому «короткому замыканию» и тем самым угрожать ее динамическому потенциалу.

2. «Мамочка»

В последние годы наблюдения и предостережения американских специалистов в области психиатрии чаще всего касались двух понятиях — «шизоидной личности» и «материнского отвергания». По существу это означает, что помимо многих несчастных, которые сходят с дистанции и оказываются в полосе отчуждения в результате психотического разобщения с реальностью, слишком большому количеству людей, официально не причисленных к категории больных, все же недостает определенного выражения эго и определенной взаимности в социальных связях. Кто-то может смеяться над этим предположением и ссылаться на дух индивидуализма и живость и веселое дружелюбие, характеризующие значительную часть социальной жизни населения Америки. Но психиатры (особенно после шокирующего опыта последней войны, когда они признавали негодными или отправляли домой сотни тысяч «психоневротиков») смотрят на него иначе. Хорошо отработанная улыбка в сочетании с точно настроенным выражением лица и внутренними определенными способами демонстрации владения собой не всегда скрывают ту истинную непосредственность, которая и сохраняет личность здоровой и достаточно гибкой для участия в чем-либо.