Девять принцев Амбера. Ружья Авалона

В зале стояла тишина. Приблизился Каин, торжественно держащий подушку, на которой возлежала корона, корона Амбера. Каин преклонил колено и замер, протягивая корону будущему королю.

И тут меня рывком подняли с пола и поволокли вперед. Я понял зачем. Эта мысль поразила меня как молния. Я сопротивлялся изо всех сил. Но меня сбили с ног и подтащили к подножию трона.

Вновь по залу заструилась музыка – теперь это были «Зеленые рукава»[86]. Где-то позади меня Джулиан провозгласил:

– Узрите же коронацию нового владыки Амбера!

А потом добавил мне шепотом:

– Возьми корону и подай ее Эрику. Коронует он себя сам.

Я не отрываясь смотрел на корону Амбера на алой подушечке у Каина в руках.

Отлитая из серебра, с семью зубцами, увенчанными самоцветами, усыпанная изумрудами, а на висках сияли два огромных рубина[87].

Я не двигался, вспоминая под этой короной лицо нашего отца.

– Нет, – только и сказал я и ощутил удар по левой щеке.

– Возьми ее и подай Эрику, – повторил Джулиан.

Я тоже попытался его ударить, но цепи держали крепко. Джулиан снова ударил меня.

Я еще раз посмотрел на корону, на ее острые зубцы.

– Хорошо, – сказал я и потянулся к ней.

Я поднял корону обеими руками, подержал так секунду, затем быстро возложил себе на голову и провозгласил:

– Короную себя, Корвина, в короли Амбера!

Корону с меня немедленно сорвали и водрузили на подушку. Я же получил несколько ощутимых ударов в спину. По залу пронесся легкий шум.

– Вторая попытка, – прошипел Джулиан. – Возьми корону и подай Эрику.

– Хорошо, – сказал я, чувствуя, что рубашка на спине промокла.

На этот раз я метнул корону прямо в Эрика, надеясь, что один из зубцов попадет ему в глаз.

Он поймал ее на лету правой рукой и улыбнулся, глядя, как я валяюсь, осыпаемый ударами.

– Благодарю, – промолвил он. – А теперь слушайте те, кто присутствует здесь, в зале, и те, кто услышит меня в Тени! Сегодня я принимаю корону и престол. В руки свои беру я скипетр королевства Амбер. Я честно победил в борьбе за трон, и беру его, и буду занимать его по праву крови!

– Лжец! – закричал я, но мне зажали рот.

– Я короную себя Эриком Первым, королем Амбера!

– Да здравствует король! – трижды провозгласили все присутствующие.

И тогда Эрик наклонился ко мне и прошептал:

– Глаза твои видели сегодня величайшее зрелище из всех, дарованных им когда-либо… Стража! Отвести Корвина обратно в кузницу и выжечь ему глаза! Пусть сегодняшняя церемония будет последним, что они увидят. А потом заточить пленника во тьме подземельной глубоко под Амбером, и да будет имя его предано забвению!

Я плюнул ему в лицо, и меня снова жестоко избили.

Я сражался за каждый шаг, но меня силой выволокли из тронного зала. Никто даже не обернулся в мою сторону. Последнее, что я увидел, был Эрик, который восседал на престоле, милостиво благословлял вельмож Амбера и улыбался.

То, что он приказал, было исполнено. К счастью, я потерял сознание до того, как они закончили.

Не представляю, насколько позднее я очнулся в полной черноте, с жуткой болью в голове. Возможно, именно тогда я и произнес свое проклятие, а может, это случилось, еще когда к глазам моим приближалось раскаленное железо. Не помню. Но я знал: Эрику никогда спокойно не править в Амбере, ибо проклятие принца Амбера, произнесенное в дикой ярости, всегда сбывается.

Я бессильно стискивал солому, в полной тьме своей камеры, и даже не мог выдавить и слезинки. Что было самое страшное. Бог знает, сколько прошло времени, прежде чем я снова погрузился в сон.

Когда я проснулся, боль не исчезла. Встал. Шагами измерил свою темницу. Четыре шага в ширину, пять в длину. В полу отверстие для отправления естественных потребностей, в углу набитый соломой тюфяк. В нижней части двери небольшое отверстие, и перед ним стоял поднос с куском черствого хлеба и бутылью воды. Я поел и напился, но это мало мне помогло.

Голова раскалывалась от боли, и душа страдала не меньше.

Я спал столько, сколько мог. Никто ко мне не приходил. Я просыпался, бродил по камере, искал еду, съедал ее, когда находил. И спал столько, сколько мог.

Семь снов спустя боль в глазницах наконец утихла. Я ненавидел своего брата, короля Амбера. Лучше бы он меня убил.

Я мог вопросить, что на эту тему думает и говорит народ, но ответа взять было негде.

Но когда тьма дотянется до Амбера, я знал – Эрик еще пожалеет. О да, я знал, и мысль эта согревала меня.

Так для меня начались дни во тьме, и измерить их протяженность я не мог. Даже будь у меня глаза, в этой темнице день от ночи не отличить.

Время текло своим чередом, позабыв обо мне. Порой от этой мысли меня бросало в дрожь. Может, миновали уже месяцы? Или только часы? Или недели? А может, годы?

Я напрочь позабыл о времени. Я спал, ходил по камере (я уже помнил наизусть каждую выбоинку), вспоминал о сделанном и не сделанном. Иногда просто сидел, скрестив ноги, и дышал медленно и глубоко, пытаясь очистить сознание и оставаться так, сколько смогу. Это помогало – думать ни о чем.

Эрик умен. Сила все еще со мной, но теперь она бесполезна. Слепой не может идти сквозь Тень.