Девять жизней Николая Гумилева

В ожидании звонка Сергей сидел, сцепив на столешнице побелевшие пальцы, и хмуро смотрел в стену. Ему позвонили минут через пятнадцать. Молча выслушав, он отложил аппарат в сторону и мрачно взглянул на меня.

— Плохо, Соня, — с трудом разлепил он запекшиеся губы. Помолчал секунду и выдохнул: — Олежек погиб. В кармане одного из обгоревших тел нашли обрывок пропуска в издательский дом «Миллениум».

И вдруг он кинул на меня странный взгляд и потрясенно протянул:

— А ведь и ты должна была ехать с Полонским!

— Я? Почему я?

Сергей не ответил. Должно быть, я проговорила это так тихо, что Меркурьев меня не услышал. Вокруг все плыло, шум зала накатывал волнами, приближаясь и удаляясь, словно морской прибой.

— Ты понимаешь, Соня, что сегодня второй раз родилась? За твое второе рождение необходимо выпить, — откуда-то издалека прозвучал голос Сергея. — Да и Олежку надо помянуть.

И, не прибегая на этот раз к помощи официантки, поднялся из-за стола и отправился к барной стойке.

Он принес бутылку «Хванчкары». Разлил рубиновый напиток по бокалам и один протянул мне.

— Не чокаясь. За Олежку, — скорбно провозгласил он, опускаясь на скамью.

Выпил, обхватил руками голову, запустив пальцы в густые волосы, и с болью проговорил:

— Представить не могу, что Олега больше нет. Мы же с ним с самой юности вместе… Вместе на подготовительные курсы ходили, вместе в университете учились. Лучше Полонского у меня не было друга. И никогда не будет. Пусть земля ему будет пухом.

Сергей налил и выпил еще, после чего встряхнулся, как промокшая собака, сконцентрировал взгляд на моем лице и тихо произнес:

— Ты знаешь, Соня, что он тебя любил?

И, видя недоверие в моих глазах, с напором повторил:

— Да, любил. И собирался на тебе жениться.

Я потрясенно молчала, отказываясь что-либо понимать. Полонский меня любил? Никогда бы не подумала, что шеф способен на какие-либо чувства, кроме страстного обожания себя, любимого. А уж представить целлулоидного Олега Ивановича в качестве своего мужа не могу и подавно.

— Олега нет, но жизнь продолжается, — скорбно вздохнул Меркурьев. И снова наполнил бокалы. — И ты осталась жить, Сонечка! Дай Бог тебе здоровья. И долгих лет жизни.

Я никогда не пью, но тут, должно быть от растерянности, выпила.

— Без Олега тебе в редакции будет трудно, — задумчиво протянул Сергей. — Полагаю, лучше всего тебе оттуда уйти. Не волнуйся, я тебя не брошу на произвол судьбы. Очень надеюсь, что вы с Викентием Павловичем поладите и ты останешься работать у него. А если нет — пристрою тебя еще куда-нибудь. В память об Олежке.

Когда пришло время вставать из-за стола, я поняла, что ноги перестали меня слушаться. Предприняв несколько безрезультатных попыток покинуть зал самостоятельно, я убедилась, что это нереально, после чего Сергей помог мне дойти до номера. Блаженно прикрыв глаза, я размышляла дорогой, что, может быть, это судьба и рядом с Сергеем я и в самом деле обрету долгожданный покой.

Я обвела глазами прохладный уютный номер, где по обе стороны от широкой кровати горели голубые ночники, делая комнату похожей на подводное царство. Однако ожидания не оправдались. Лежа на свежих простынях и чувствуя на теле поцелуи Сергея, я ощущала себя русалкой, подвергшейся насилию со стороны ретивого пирата. Мне очень не нравилось все то, что он делает, и я порывалась об этом сказать.

Но снова и снова Сергей закрывал мне поцелуем рот, в который раз неутомимо принимаясь за любовную игру. И тогда я вдруг осознала, что Жанна права и Меркурьев эксплуатирует мое тело. Вот прямо сейчас эксплуатирует, когда я не желаю этой близости и всячески даю ему это понять, а Сергей принимает мое слабое сопротивление за кокетство. Когда Меркурьев, наконец, заснул, я, преодолевая дурноту, пролежала до рассвета, собираясь с силами. Затем все-таки встала, тихо оделась и, стараясь ступать неслышно, вышла из номера.

Петроград, 1921 год

Генрих Штольц лукавил — командир семьдесят девятой бригады Рабоче-Крестьянской Красной Армии Семен Вилькин привета жене не передавал. Прежде чем занять высокую командирскую должность, Вилькин проделал долгий и трудный путь. Осенью восемнадцатого года Азраэль без ведома руководства левых эсеров пробрался в Москву, а оттуда в Белгород, на границу с Украиной, и вместе с анархистами-махновцами занялся подготовкой покушения на адмирала Колчака. И непременно бы его убил, если бы левые эсеры не арестовали лидера белогвардейского движения в Иркутске.