Девять жизней Николая Гумилева

Зиночка даже застонала от счастья, вдруг почувствовав, что в ее жизни появился смысл. Институт живого слова, где готовят поэтов! Где преподает Гумилев! Она и не знала, что такой институт существует. Все! Решено! Она будет поэтом!

— И очень хорошо! — тряхнула головой хозяйка, настроение которой снова поменялось. — Я чувствую в себе несомненный поэтический дар. Даже подумать страшно, как я могла все это время жить без стихов, без Гумилева…

В голосе ее звучала экзальтация, в заломленных руках угадывалась плохая актерская игра.

— Бедный, бедный! — продолжала она, закатывая глаза. — Он, должно быть, до сих пор не может меня забыть. Вот удивится, когда меня увидит! Завтра же мы с Татой пойдем и запишемся в этот самый институт! Где, Тата, говоришь, он находится?

— Я не смогу ходить на занятия, — покраснела Татьяна. — Днем я на службе, в больнице.

— Да брось! Кому нужна твоя служба в больнице? — презрительно скривилась хозяйка, отчего красивое лицо ее сделалось неприятным. И романтично прикрыла глаза: — Нужно жить поэзией! Это возвышенно и прекрасно.

— А как же продуктовые карточки? — не сдавалась Таня.

С продовольствием в те годы у семей, подобных Таниной, дела обстояли хуже некуда. В хлеб добавляли опилки, пекли лепешки из кофейной гущи и картофельных очистков, рыбу ели с головой и костями, а испортившиеся продукты не выкидывали.

— Какая ты глупая! — снисходительно взглянула на подругу Зиночка. — Зачем тебе карточки, если ты будешь жить у меня? Еды достаточно, как жена комбрига, я получаю командирский паек. Я права, Генрих Карлович? — кокетливо улыбнулась она Штольцу.

— Несравненная, вы не можете быть неправой, — польстил гость. И осторожно поинтересовался, сочтя момент подходящим: — Зинаида Евсеевна, а что за история с африканской шкурой, которую привез Гумилев? Семен мне рассказывал, да я так и не понял, что это был за зверь.

— Обычная история, — капризно дернула плечом Бекетова-Вилькина. — Спасая меня, Гумилев пристрелил черного леопарда. Этому зверю поклоняются туземцы Абиссинии, даже создали целый культ. Будто бы кто убьет леопарда, заберет себе девять его жизней. Теперь Николай Степанович практически бессмертен. Если, конечно, люди-леопарды до него не доберутся и не порвут зубами горло.

Африканские сказки Штольца не интересовали, но самое главное он узнал, и теперь его занимало, как выйти на Гумилева и добыть шкуру леопарда.

Санкт-Петербург, наши дни