Девиация. Часть первая «Майя»

– Остынь, Эдмон. Сам говорил, что девочка умная, из хорошей семьи. А они, умные, из хороших семей – знаешь, какие проныры.

– На кой я ей сдался? – Тоже перспективного жениха нашёл!

– Э… Думаешь, она за месяц твою подноготную не выведала? Баб не знаешь! – Юрка выпростал руку, опять принялся загибать пальцы.

– Во-первых, ты не из работяг. Из интеллигенции. Разные там: «Разрешите», «Пожалуйста», а не по морде с бодуна, как у нас принято. Так?

– Как сказать.

– Во-вторых – ты в райкоме Комсомола. Кандидат в партийные члены. Дальше – по партийной работе…

– Комсомол, того – тю-тю. Не будет Комсомола. И Партии. Слышал, что в Киеве твориться?

– Ещё посмотрим… Ладно, это не в счёт, – согласился Юрка. – Дальше: учёный, школа спортивная, институт. Учительствуешь. Директором школы станешь.

– Прям Нострадамус!

– Но и это не главное… – актерская пауза. – Главная твоя ценность – дядька Борис.

– Он причём?

– Дядя притом, что с твоей головой и таким дядей ты далеко пойдёшь. Сам выскочишь из нашего захолустья, да пиявку за собой вытянешь, которая присосётся. Майя давно рассчитала, и мылиться на роль пиявки. Понял?

– Ты загнул! Да у нас, может, ничего не будет. В Киеве, в университете столько парней, перспективных, любых.

– Кавалеров много – женихов мало, – как говорит моя маман. На киевских есть киевские. А тут – готовый жених, к тому же молодой и красивый, как Ален Делон. Не целованный, не балованный.

– Ага! Только слухи утихли. Помнишь, что обо мне болтали?

– Ну, во-первых – не зря болтали. А во-вторых – поболтали и забыли. Лишь дурни верят слухам, а у Майки семейка, видно, не дураки: мать в Белом доме работает, живут в высотке на площади.

– Ты откуда знаешь?

– Я всё знаю, – загадочно сказал Юрка. – Так вот, она хочет тебя заарканить, чтобы подготовить мужа. Не удивлюсь, если уже с маман о тебе говорила.

– Хочет она – не хочет! – огрызнулся я. – А меня спросили? Я что – кукла? Тем более, если б она хотела заарканить, как ты брешешь, то…

– Дурень, – заключил Юрка, поднимаясь с дивана. – В этом и есть непонятная бабская логика. Пойду я. Не серчай, давай краба, – протянул руку.

Мы попрощались. Уже в дверях Юрка оглянулся:

– Вот увидишь – женишься на Майке.

15 сентября 1991, Городок

Вспоминая разговор, шёл к автостанции. Душа щемила: неужели Юрка прав? Если она и на этот раз будет принцессу на горошине изображать – бегать не собираюсь. Больше не пойду.

Майю увидел на скамеечке возле входа в облезлое здание местного вокзала: беленькая блузка, чёрная юбка, косичка с красной лентой. Сердце йокнуло – ему не всё равно.

Майя тоже меня заметила, помахала рукой, улыбнулась. Вспорхнула, пошла навстречу, не отводила радостных глаз.

– Привет!

Я кивнул, подал гвоздики.

– Спасибо! – сказала Майя, нюхнула, сморщила носик. Видно, цветы ей не понравились.

Подняла на меня глаза:

– Ты чего?

– Ничего. Всё хорошо.

– У тебя такой вид…

– Не ожидал столь бурной реакции на свою персону, – попробовал отшутиться книжными словами, но вышло глупо.

– Я так скучала! – Майя взяла меня за руку. – Пошли к речке, поговорим. Столько новостей!

Упираться не стал – на нас зыркали прохожие. В Городке, где все всех знают, завтра муха превратится в слона и обрастет такими подробностями – сам не поверишь.

«Уже матери не боится…» – шепнул рассудительный Гном.

Мы спустились к речке, нашли потаённое место с отполированным попами бревном, приспособленным влюбленными под место свиданий. Летними вечерами по берегам людно, в каждом кустике шепот и ёрзанье, а сейчас лишь отдаленно шуршала дорога, да гремел под грузовиками раздолбанный мост.

– Я так скучала! Киев, будто муравейник: все копошатся, куда-то бегут. Мы с соседками по комнате на демонстрации ходили, – щебетала Майя. – А перед сном я читаю, потом о тебе думаю: вспоминаю наше лето, танцплощадку.

Я не ответил. Сгреб пучок опавших листьев, протер бревно. Умостился на край. Майя села рядом.

– Что у тебя случилось? В наш прощальный день таким не был.

– Ты тоже.

Майя покачала головой:

– Обиделся? Да?

Я молчал, напыщенный и глупый. Злился на Юрку, и на себя, поверившего.

– Это я, как… – виновато буркнул под нос, пытаясь выбрать подходящее слово. Излюбленное мамино: «кобель» – было не к месту. А ещё пробовал связать воедино Юркины предположения, Майину неподдельную радость и свои догадки.

– Пустое! – оживилась Майя. – Мы обсудили и закрыли тему. Больше так не делай. Я сама дам понять, когда готова. Договорились?

Я кивнул с облегчением. Обнял, притиснул хрупкое девичье плечико: пахнет весною. Умеют женщины нами вертеть – прав Юрка. А в остальном – гад! Он же Майю не знает, со своей колокольни судит. Меньше надо секретничать.

– Рассказывай новости, – поцеловал Майю в макушку.

Девушка почувствовала перемену, прижалась теснее, защебетала:

– В Киеве так интересно! После принятия Акта незалежності, люди на улицы вышли. Первую неделю занятий не было. Мы ходили на демонстрации, кричали речёвки, потом на поднятие украинского флага к Верховной раде ходили. Тоже кричали. Аж охрипла.

– Весело у вас.