Девятьсот часов неба. Неизвестная история дирижабля «СССР - В6»

Я думаю, что если бы на карте были помечены высоты местности порядка 600–800 [метров], то, несомненно, командиром корабля Гудованцевым и штурманами были бы приняты все меры предосторожности полёта над данным участком пути[251].

Горькая правда состоит в том, что точные карты местности на тот момент уже существовали. В 1936–1937 годах топографы Ленинградского военного округа выполняли съёмку районов Ленинградской области и севера Карелии в масштабе 1:100 000 (1 километр в 1 сантиметре, «километровки»). По результатам этих работ были составлены новые карты, на которых отлично видны и Небло, и другие большие и малые горы района, верно указаны их высóты. Однако Аэрофлот по каким-то причинам не наладил взаимодействие с военным ведомством в части картографического обеспечения, и этих поистине бесценных материалов, которые могли спасти «СССР-В6», по-видимому, не имели ни лётчики гражданской авиации, ни дирижаблисты.

Фрагмент карты района Кандалакши, составленной военными топографами по результатам съёмок 1936–1937 годов

Точно показаны все возвышенности и высотные отметки (Ист. илл. 2)

Вопрос о качестве полётных карт Устинович поднимал не только в самом начале расследования, ещё в Кандалакше, но и уже по возвращении в Москву – писал рапорт в Главную инспекцию Аэрофлота, Слепнёву. С тем же самым до Молокова пытался достучаться Кулик. Но в Политбюро к тому времени уже определились во всём, что касается катастрофы, а комиссия Кирсанова закончила работу – история героического полёта и гибели «СССР-В6» вполне сложилась, материалы сдали в архив, и никто не хотел ворошить недавнее прошлое и доискиваться правды.

«Роман-Зинаида» в эфире

Иногда приходится слышать, будто «СССР-В6» летел чуть ли не в радиовакууме, имея связь только с Долгопрудной, а то и вовсе ни с кем. Быть может, эта его оторванность, невозможность получать информацию с земли способствовала катастрофе?

Однако никакого вакуума не было.

В те февральские дни радиоэфир кипел от сотен радиограмм, так или иначе связанных с папанинской льдиной. Москва и Мурманск, Кренкель и «Таймыр», «Мурманец» и «Мурман», эсминец «Карл Либкнехт» и база Северного флота, подлодка «Красногвардеец», радисты советских станций на материке и в западном секторе Арктики – все непрерывно слушали друг друга, принимали и передавали сообщения, меняя частоты волн, отстукивая им одним понятные международные радиокоды. Связь то и дело ослабевала и вовсе прерывалась из-за всплесков активности в ионосфере, особенно в приполярных областях. Тогда радиограммы транслировали через промежуточную станцию, а то и две-три, отчего они иногда искажались, терялись, но чаще всё же доходили до адресатов.

Вечером 5 февраля в эту сложную, невидимую глазу систему встроился новый участник – дирижабль с сидящим на ключе радистом Черновым. В первый раз он вышел в эфир на волне 88,24 метра в 20:30, через 50 минут после взлёта с Долгопрудной, – вызывал радиостанцию Эскадры дирижаблей.

Бортрадиста «СССР-В6» обеспечили вполне современной радиоаппаратурой: в дополнение к уже имевшейся на борту «Онеге», состоявшей из приёмника типа УС и длинноволнового передатчика[252]

, перед самым вылетом установили 40-ваттную коротковолновую радиостанцию МРК-0,04, позволявшую работать в диапазоне волн от 60 до 120 метров.

Официальный позывной сигнал дирижабля – РАБАЗ/RABAZ – для экономии времени и сил сократили по первой и последней буквам до РЗ, а привычные к жаргону радисты переделали в «Романа-Зинаиду» или «Романа-Зину». Под этим «псевдонимом» корабль и фигурировал в радиограммах и сводках. Все сообщения, касающиеся перелёта, шли по разряду «Экватор», что означало сверхсрочность. Впрочем, этот режим распространялся на весь радиообмен, связанный со спасательной операцией.

Выхода дирижабля в эфир ждали десятки человек. Ещё утром 5 февраля Ушаков разослал полярным радиостанциям Главсевморпути распоряжение начать приём передач «Романа-Зины» с 13:00[253].

Архангельск, Амдерма, Баренцбург, Белый, Вайгач, Диксон, Мыс Желания, Маточкин Шар, Русская Гавань, остров Рудольфа, бухта Тихая, Югорский Шар, Малые Кармакулы, радисты «Мурманца» и «Таймыра», Грумант-сити на Шпицбергене – все они, получая радиограммы с борта корабля, обязаны были передавать их вне всякой очереди в адрес штаба перелёта в Москве.

Несколько позже, в полдень 6 февраля, на Северном флоте были открыты четыре радиовахты, слушавшие РЗ. Все принятые сообщения также подлежали немедленной трансляции дежурному по «Экватору» в Мурманск.

«СССР-В6» летел, окутанный паутиной радиовнимания, незримой поддержки. Вот только уберечь его от столкновения она никак не могла.