Девушка из Золотого Рога

Огромный зал напоминал сцену действа вакхических игр. Полное таинства, магическое игрище было в разгаре. Вся эта пестрая масса хаотично фланировала из одного зала в другой, и казалось, что люди охвачены стремлением вместе со старыми одеждами сбросить с себя и все свои привычки и мысли. В тщательно подобранных костюмах можно было прочитать подавленные желания, стыдливо запрятанные фантазии. На одну ночь люди, преобразившись в наполеонов, бояр, пожарных, с неистовством отдавались своим мечтам, ставшим явью. Адвокат превратился в эту ночь в цыгана, а аптекарь – в рыцаря-разбойника. Душа была небрежно брошена вместе с пальто в гардеробе, и зал переполняли возбужденные люди, взявшие краткосрочный отпуск у своей судьбы и с бешеной жадностью окунувшиеся в океан сбывшихся мечтаний.

Азиадэ сидела за узким столиком между молчаливым арлекином и французским маркизом в напудренном парике и с длинным любопытным носом. На ней был костюм цыганки, а на лбу звенели золотые монетки.

Хаса куда-то пропал. Только иногда мелькал в толпе заостренный кончик его колпака алхимика. Один раз его улыбающееся лицо возникло возле нее. Держа под руки двух женщин, он взглянул на Азиадэ, и ей показалось, что он ее даже не узнал. Вслед за ним, в одежде китайского мандарина, шел хирург Матес, неся под мышкой бутылку шампанского. Он помахал Азиадэ и, запинаясь, крикнул, что его зовут Ли Тай Пе и что он хочет повеселиться. Азиадэ рассмеялась ему в ответ, и арлекин обнял ее за плечи. Она осторожно отодвинулась от него и оказалась в объятиях маркиза, который стал предлагать ей сливовицу. Она, отказываясь, покачала головой, звеня монетками на лбу, и показала ему язык. В эту ночь рамки приличий были отменены.

Азиадэ встала и, покачиваясь, пошла по залу. Люди, на короткую ночь отбросившие свои привычные обличья, сияли светом своих реализованных желаний. Она увидела худощавого мужчину в переливающихся одеждах старого паши, взгляды их встретились, и он, схватив ее за руку, потянул танцевать.

Она, танцуя, поправила его съехавший набок тюрбан.

– Это надо носить так, – строго сказала она, а паша стал уверять, что хочет взять ее в свой гарем и приглашает на шампанское.

– Я и так уже в гареме! – рассмеялась в ответ Азиадэ, откусывая что-то сладкое.

– Я выкуплю вас у вашего владельца. Мы, паши, привыкли покупать женщин.

– Я больше не продаюсь, – сказала Азиадэ и, бросив пашу, пошла к стойке, где заказала себе мокко.

Яркий свет, многообразие красок волновали ее. Она болтала с посторонними людьми, а какой-то юноша нежно гладил ей руку, мужчины толпились вокруг с просящими, соблазняющими глазами. Она, словно в полусне, смотрела на этот празднично освещенный зал, и вдруг ей показалось, что ей открывается скрытый магический смысл происходящего, где таинственным образом переплетаются мечты и реальность. Границы видимой жизни раздвинулись, как в языческой мистерии. Внутренняя правда неукротимой природы торжествующе усмехалась в праздничном триумфе над жалкими тысячелетиями, потраченными на ее покорение. Плененная душа, вырвавшись из застенков обыденности, в стремительном натиске опрокидывала все барьеры и преграды внешнего мира…

Пьеро с напудренным лицом схватил Азиадэ и поволок ее в нишу. Взгляд у него был молящим, глаза наполнены ужасом – глаза человека, проснувшегося от кошмарного сна и еще до конца не осознавшего реальность.

– У меня есть жена, которую я больше не люблю, – сказал он Азиадэ и взял ее за руку. Потом он рассмеялся, а Азиадэ погладила его напудренное лицо и рассказала о Хасе, о своем отце и квартире на Ринге.

Пьеро внезапно исчез, а может, его и вовсе не было, и Азиадэ увидела Хасу в костюме алхимика, широко улыбающегося в окружении женщин. Он подошел к ней и, обняв, повел танцевать.

– Ты что, сердишься? Тебе скучно?

Он говорил как будто из сна.

– Нет, здесь очень хорошо. Так должно быть всегда.

Они танцевали, а французский маркиз с видом шпиона прошел мимо них. Позже Хаса сидел на скамейке и гадал какой-то стройной женщине по руке.

Азиадэ спустилась по лестнице. Стайка молоденьких женщин окружила полицейского у входа. У полицейского был важный, официальный вид. Его голубые глаза наблюдали за этой языческой мистерией со спокойной неуязвимостью власть имущего. Азиадэ дотронулась до руки полицейского. Полицейский был настоящим, он был маленькой дверцей в мир, который начинался по ту сторону дома и назывался действительностью. Достаточно было одного движения руки, всего лишь короткого жеста, и спокойствие повседневности укротило бы ночные призраки вырвавшихся на волю душ. Азиадэ вздрогнула при этой мысли.

Она пошла дальше. В полумраке нижнего этажа скромно одетые женщины прижимались к наряженным во фраки мужчинам. Душный воздух был наполнен ароматами духов вперемешку с винным перегаром. Азиадэ присела на край свободной скамейки и вдруг почувствовала себя очень усталой. Мужчины, проходя мимо, улыбались ей, но она не отвечала им. Она сидела в яркой цыганской одежде, и золотые монетки венцом свисали на ее лоб.