– Фру Джаннини, – сказал в конце концов Экстрём. – Я считаю, что вашу клиентку следовало бы избавить от суда. Она больна. Я опираюсь на результаты высококвалифицированной судебно-медицинской экспертизы. Саландер следует предоставить психиатрическое лечение, в котором она уже давно нуждается.
– В таком случае вы, вероятно, предложите это в суде.
– Разумеется. В мои задачи не входит учить вас, как строить ее защиту. Но если вы всерьез намерены придерживаться определенной линии, то складывается совершенно абсурдная ситуация. Автобиография содержит безумные и беспочвенные обвинения в адрес ряда лиц… особенно в адрес ее бывшего опекуна, адвоката Бьюрмана, и доктора Петера Телеборьяна. Надеюсь, вы не рассчитываете, что суд примет во внимание какие-либо заявления, которые, без всякого намека на доказательства, ставят под сомнение деятельность Телеборьяна. Этот документ станет – прошу простить за сравнение – последним гвоздем в крышке гроба вашей клиентки.
– Я понимаю.
– Вы можете во время процесса заявить, что она не больна, и потребовать дополнительной судебно-медицинской экспертизы, и тогда дело будет передано в Государственное управление судебной медицины. Но, честно говоря, при наличии этой объяснительной записки от Саландер нет никакого сомнения в том, что любые другие судебные психиатры придут к такому же выводу, как Петер Телеборьян. Ее собственный рассказ является неопровержимым документальным доказательством, что у нее параноидальная шизофрения.
Анника Джаннини вежливо улыбнулась.
– Но не исключен и альтернативный вариант, – сказала она.
– Какой же? – поинтересовался Экстрём.
– Например, что ее рассказ абсолютно правдив и что суд решит ему поверить.
Казалось, прокурор Экстрём очень удивлен. Потом он вежливо улыбнулся и снова погладил бородку.
Фредрик Клинтон, сидя за маленьким столиком у себя комнате возле окна, внимательно слушал Георга Нюстрёма и Юнаса Сандберга. Его лицо пересекали глубокие морщины, но глаза созерцали окружающее сосредоточенно и напряженно, а зрачки казались двумя горошинками черного перца.
– Мы следили за телефонными переговорами и электронной почтой главных сотрудников «Миллениума» начиная с апреля, – сказал Клинтон. – Наблюдение показывало, что Блумквист, Малин Эрикссон и этот самый Кортес близки к отчаянию. Мы прочитали гранки следующего номера «Миллениума». Похоже, что Блумквист теперь и сам считает, что у Саландер все-таки не все дома. Он пытается оправдывать ее с социальной точки зрения – она, вроде бы, не получила от общества той поддержки, на которую могла рассчитывать, поэтому ее вину в попытке убить отца должны разделить и те, кто ее окружали… Но ведь подобные аргументы никого не могут убедить. Там нет ни слова о вторжении в его квартиру или о нападении на его сестру в Гётеборге и об исчезнувших отчетах. Он знает, что ничего не может доказать…
– В том-то и дело, – заметил Юнас Сандберг. – Блумквист, конечно, знает, что что-то не так. Но ведет себя так, будто ничего не замечает. Простите, но это не в стиле «Миллениума». Кроме того, в редакцию вернулась Эрика Бергер. Но весь следующий номер «Миллениума» вообще бессодержателен…
– Что ты хочешь сказать… Что это фальшивка?
Юнас Сандберг вздохнул.
– Летний номер «Миллениума» вообще-то должен был выйти в последнюю неделю июня. Судя по тому, что Малин Эрикссон писала по электронной почте Микаэлю Блумквисту, этот номер должен печататься на одном предприятии в Сёдертелье. Но когда я сегодня связался с предприятием, оказалось, что им еще даже не сдали оригинал. У них имеется только коммерческое предложение, полученное месяц назад.
– Ну и ну, – хмыкнул Фредрик Клинтон.
– А где они печатались раньше?
– В какой-то типографии в Моргонгове, с названием «Рекламная типография Халльвига». Я позвонил туда, сделав вид, что работаю в «Миллениуме», и спросил, как далеко они продвинулись. Директор типографии отказался говорить на эту тему. Я собираюсь вечером туда наведаться.
– Ясно. Георг, что у тебя?
– Я проверил все доступные телефонные разговоры за последнюю неделю, – сказал Нюстрём. – Странно, но никто из сотрудников «Миллениума» не обсуждает ничего, связанного с судом или с делом Залаченко.
– Ничего?
– Да. Упоминания об этом всплывают только в разговорах с людьми, не имеющими отношения к «Миллениуму». Вот, послушайте. Микаэлю Блумквисту звонит репортер из газеты «Афтонбладет» и интересуется, может ли тот как-то прокомментировать готовящийся процесс.
Он поставил на стол магнитофон.