– Тогда нам придется отложить нашу беседу. Вы тут лежите и воображаете себя Господом Всемогущим, а меня ждет работа.
Ваденшё направился к двери.
– Если ты корчишь из себя такую морально непогрешимую личность, то почему бы тебе не пойти к Бублански и не сознаться в своих преступлениях?
Ваденшё повернулся к больному.
– Эта мысль приходила мне в голову. Но что бы вы там ни фантазировали, я всегда защищаю интересы «Секции».
Открыв дверь, он столкнулся с Георгом Нюстрёмом и Юнасом Сандбергом.
– Привет, Клинтон, – сказал Нюстрём. – Нам необходимо кое-что обсудить.
– Заходите. Ваденшё как раз уходит.
Нюстрём подождал, пока дверь закроется.
– Фредрик, я не нахожу себе места, – сказал Нюстрём.
– Что случилось?
– Мы с Сандбергом тут размышляли… Происходят какие-то непостижимые события. Сегодня утром адвокат Саландер передала прокурору ее автобиографию.
– Что?..
Инспектор уголовной полиции Ханс Фасте разглядывал Аннику Джаннини, пока прокурор Рикард Экстрём наливал из термоса кофе. Экстрёма шокировал документ, который он получил, приехав утром на работу. Они с Фасте вместе прочитали сорок страниц, на которых излагалась история Лисбет Саландер, и потом долго обсуждали этот загадочный документ. В конце концов Экстрём решил пригласить Аннику Джаннини для неформальной беседы.
Они уселись в кабинете Экстрёма, за небольшим столом для совещаний.
– Спасибо, что согласились заглянуть, – начал Экстрём. – Я прочитал эту… объяснительную записку, которую вы представили сегодня утром, и испытываю потребность снять кое-какие вопросительные знаки…
– Неужели? – с сочувствием откликнулась Анника.
– Даже не знаю, с чего начать… Вероятно, прежде всего мне следует объяснить, что мы с инспектором Фасте глубоко озадачены.
– Вот как?
– Я пытаюсь угадать ваши намерения.
– Что вы имеете в виду?
– Эта автобиография, или как там ее следует называть… позвольте спросить, какие цели она преследует?
– По-моему, цели вполне определенные. Моя клиентка хочет изложить свою версию событий.
Экстрём добродушно засмеялся и провел рукой по бородке уже хорошо знакомым жестом, который почему-то начал Аннику раздражать.
– Да, но для объяснений у вашей клиентки было несколько месяцев. Она не сказала ни слова на всех допросах, на которые ее вызывал Фасте.
– Насколько мне известно, у нас нет закона, который обязывает ее говорить тогда, когда это удобно инспектору Фасте.
– Да, но я имею в виду… Через два дня начинается судебный процесс над Саландер, и вдруг она в самый последний момент решила представить эти откровения. Я в данном случае испытываю ответственность, которая несколько выходит за рамки моих прокурорских функций.
– Вот как?
– Но я ни при каких обстоятельствах не хотел бы, чтобы вы восприняли мои слова как оскорбление. Это никак не входит в мои намерения. Однако в нашей стране существуют процессуальные нормы. А вы, фру Джаннини, являетесь адвокатом по защите прав женщин и раньше никогда не представляли клиентов в уголовном процессе. Я предъявил Лисбет Саландер обвинение не потому, что она женщина, а потому, что она совершила преступления с применением насилия. Полагаю, вы тоже наверняка понимаете, что она серьезно больна психически и нуждается в лечении и помощи общества.
– Позвольте, я вам помогу, – любезно ответила Анника Джаннини. – Вы боитесь, что я не обеспечу Лисбет Саландер полноценной защиты.
– В этом нет ничего оскорбительного, – сказал Экстрём. – Я не ставлю под сомнение вашу компетентность. Я лишь указываю на то, что у вас нет опыта.
– Я понимаю. Позвольте сказать, что я с вами полностью согласна. У меня совсем нет опыта в уголовных делах.
– И тем не менее вы последовательно отказывались от помощи значительно более опытных адвокатов…
– В соответствии с пожеланием моей клиентки. Лисбет Саландер хочет видеть своим адвокатом меня, и через два дня я буду представлять ее интересы в суде. – Она вежливо улыбнулась.
– О’кей. Но меня интересует, неужели вы на полном серьезе собираетесь представить суду содержание этого сочинения?
– Естественно. Это история Лисбет Саландер.
Экстрём и Фасте покосились друг на друга. Последний поднял брови. Он не понимал, чего, собственно, добивается прокурор. Если Джаннини не соображает, что полностью потопит свою клиентку, то какое, черт подери, до этого дело Экстрёму? Надо просто с благодарностью согласиться и покончить с этим.
Фасте ни на секунду не сомневался в том, что Саландер неадекватная. Он пытался, привлекая все свои навыки, заставить ее сказать хотя бы, где она живет. Но эта проклятая девчонка допрос за допросом сидела, словно язык проглотила, и разглядывала стену у него за спиной. Она отказывалась принимать из его рук сигареты, кофе или прохладительные напитки. Она никак не реагировала, когда он обращался к ней или, в минуты сильного раздражения, повышал голос.
Никакие другие допросы в жизни Ханса Фасте не стоили ему столько нервов.
Он вздохнул.