Девушка, переставшая говорить

«Нам с Карстеном нужно будет поговорить о том, что мы снова попали в конфликт интересов», – пришло ей в голову. В любой момент в СМИ мог появиться заголовок о том, что Карстен вернулся на работу. Крупные дела, которые он вел в прошлом, и не менее важно – то, что его чуть не убили на работе, сделали его известной фигурой. Все больше и больше людей захотят взять у него интервью. Она уже представила заголовок: «Возвращение к жизни». Кроме того, это только вопрос времени, когда кто-нибудь поймет, что они с Карстеном работают над одними и теми же делами. Типичный заголовок «ВГ», подумала она. Они захотят задать вопросы о ее «доступе к источникам», так как она первой писала о многих новостях, и написать о «переплетении полиции и СМИ».

Она открыла один из ежедневников Сиссель. На первой странице мелким почерком с завитушками стояло имя Сиссель. Между всеми тривиальными заметками о погоде, о том, что она делала и сколько денег потратила на покупку еды и одежды, она записывала некоторые наблюдения, сделанные, должно быть, из окна. Почерк был такой мелкий, что было трудно разобрать все, но много записей были о том, чем Сиссель была недовольна. Столбики автомобильных номеров и каких-то чисел и букв, должно быть, номера регистрации кораблей. За ними в скобках были указаны имена/названия, но не везде.

Бенте Рисе упоминалась в записях много раз. БР купила новую машину. Кайса отметила, что во многих местах речь шла о цвете и стиле одежды Бенте: БР, бирюзовая туника. БР, длинный лиловый сарафан, милый. БР, коричневая кожаная… скорей всего, куртка, хорошая, было написано, во всяком случае, разборчиво.

БР покрасилась, плохо.

Сиссель изменилась, оставшись одна. Может быть, она делала заметки о внешнем виде Бенте просто-напросто чтобы быть в курсе, что сейчас модно. Кайса пролистнула дальше. Даг Рисе тоже часто мелькал. ДР бра… на БР. Одно слово было сложно разобрать. Бранится? Вероятно, да, потому что в другом месте было: ДР и БР ссорятся. Очевидно, это случалось часто, как увидела Кайса, листая дальше. Даг злой. Бенте плачет. В одном месте Сиссель назвала Дага лицемером

и словом, похожим на двойной моралист с восклицательным знаком. Очевидно, что Сиссель была возмущена поведением Дага. Пролистав весь последний ежедневник, Кайса нашла более сотни мест, где Сиссель упоминала своих соседей. Никто другой и близко не упоминался так часто.

Почти на каждой странице до лета слово «письмо» было написано за инициалами тех, кто наверняка получил их. В одном месте было: Письмо/ДР. Очевидно, Даг Рисе тоже получил письмо. Кайса снова отлистала назад. В мае Сиссель также отметила что-то про Дага: ДР/д плюс какие-то невнятные буквы, плюс слово на и еще одно слово, похоже на вьлоснед. Разобрать было невозможно. Несколькими неделями ранее была заметка

Т играет Бетховена, и Кайса подумала, что Сиссель хорошо разбиралась в музыке. Это подтверждали ее ноты на пианино.

Кайса перелистнула, остановившись на: ЭГ странно смотрит, и еще два слова, похожие на на меня, а за ними следовало слово, похожее на неприятно. ЭГ? Может быть, это Эльзе? Ее фамилия Гундерсен. Кайса улыбнулась про себя. Может быть, Сиссель подумала, что Эльзе пыталась закадрить ее?

Между делом в записях появлялись буквы, которые вообще ни о чем не говорили. Р, В, Т, Г. Это могли быть имена или фамилии, подходящие многим.

Письма и наблюдения за тем, что происходило за окном, были единственной возможностью Сиссель взаимодействовать с другими людьми, подумала Кайса. Какой одинокой, должно быть, она была.

49

Когда Карстен вошел в переговорную, сидевшая там девочка не выказала ни малейшего желания встать и поздороваться с ним.

– Привет, – приветливо сказал он.

– Привет, – ответила она, не переставая жевать жвачку, только кинув безразличный взгляд на него и Лауритсена, севшего у двери.

Лена Ордал не хотела, чтобы ее родители присутствовали на допросе, и они дали согласие, чтобы она отвечала на вопросы одна. «Что это за родители, отправляющие четырнадцатилетнюю девочку на полицейский допрос, не присутствуя на нем сами?» – подумал Карстен, положил пачку бумаг на стол, поставил костыли к его краю и сел. Она по-прежнему избегала смотреть на него и, развалившись, сидела с телефоном в руке, что-то набирая, другой рукой водя по волосам. Она не сняла свою куртку в красно-белую полоску с кислотным желто-зеленым капюшоном. Лицо ее было неестественно смуглым, глаза ярко накрашены, с жирными черными стрелками на верхнем и нижнем веках.

Карстен намеренно позволил тишине заполнить комнату. Через некоторое время она бросила на него беглый взгляд и продолжила писать что-то в телефоне. Но язык тела говорил о ее неспокойствии, на пару секунд она перестала жевать, поменяла позу, и лицо ее приняло надутое выражение.