Когда Кайса вошла в кафе «Лунное затмение» в Олесунне, Ирис Хуле уже сидела и ждала ее. Поисковая операция Туне пока не принесла никаких новостей, казалось, что полиции совершенно не за что ухватиться. Если что-то произойдет, ее коллеги из «Суннмёрспостен» возьмут это под контроль. Она обсудила идею написания большой статьи о Сиссель с репортажным редактором, и тот дал ей полную свободу действий. И первое, что сделала Кайса, это договорилась о встрече с той женщиной, которую нашла в Интернете.
На вид Ирис Хуле было около сорока, у нее были живые серые глаза, узкое лицо с веснушками и короткие светлые кудри. Хотя Кайса сгорала от желания расспросить ее о Сиссель, но предоставила той возможность рассказывать обо всем в свободном порядке.
С исключительной открытостью Ирис рассказала о сексуальном насилии, которому она подвергалась с тринадцати до восемнадцати лет. Это невозможно было слушать без возмущения. Проповедник, насиловавший ее, был уважаемым человеком.
– Никогда молельный дом не был так полон прихожан, как в те дни, когда он проповедовал, – сказала она. – Он был очень харизматичен, люди обожали его, особенно девочки и женщины.
– Вы думаете, он…
– Я была не единственной, – перебила она.
После того как Ирис предала огласке свою историю, к ней обратились несколько женщин, переживших то же самое. Но они были настолько подавлены стыдом, что не осмеливались рассказать об этом кому-нибудь. Кроме того, многие вышли замуж, родили детей, все еще активно участвовали в христианской жизни и до смерти боялись, что кто-нибудь о чем-нибудь узнает. Они испытывали одновременно ответственность и вину.
Она покачала головой:
– Именно поэтому это так трудно. Стыд. Чувство вины.
– Но это ведь его ответственность, а не ваша. Вы были ребенком, а он – взрослым мужчиной, – возразила Кайса.
– Да, но мое тело реагировало на то, что он делал со мной, это чувство… сексуального желания, это и было таким трудным. Все это грязное и греховное.
Ирис рассказала, что в конце концов она заболела психически. – Я мылась по несколько раз на дню, пытаясь смыть с себя грязь, я ощущала ее словно оболочку на коже. Я терлась до крови и начала резать себя. Кончилось все моей неудавшейся попыткой совершить самоубийство.
– А как же ваши родители – вы не рассказали им?
– Нет, я не смела. Ведь тогда они бы узнали, что делала я. К тому же они его уважали. Он говорил, что они не поверят мне, угрожал мне, что хуже всего придется маме и папе, если я расскажу кому-нибудь. Еще он говорил, что во мне поселился дьявол и соблазнял меня и это я виновата. Он заставлял меня становиться на колени и молиться вместе с ним, просить прощения за то, что я делала.
Ее голос оборвался, и она спрятала лицо в ладонях.
Кайса подождала, пока она возьмет себя в руки, и спросила, что явилось причиной тому, что Ирис все-таки обнародовала свою историю.
Когда Ирис было восемнадцать, ее положили в психиатрическое отделение больницы в Олесунне. Там она познакомилась с психиатром, которому удалось понять, что скрывается за ее страданием, хотя для того, чтобы открыться и рассказать ему все, потребовалось много времени.
– Но и сейчас, когда я говорю об этом, мне стыдно. И так будет всегда.
– Но за что вам должно быть стыдно сейчас, вы же…
Ирис перебила ее:
– Потому что моему телу нравилось то, что он со мной делал. – Она в упор посмотрела на Кайсу. – Понимаете? – Она опустила глаза. – Но ответственность за это я больше не чувствую. Только… только этот проклятый стыд.
– В конце концов, вы все рассказали кому-то?
– Да, на одной из встреч в молельном доме я взошла на кафедру проповедника и все рассказала. Поднялся ужасный шум, и люди встали и ушли. Он тоже ушел. И мои родители ушли.
– Вы заявили на него в полицию?
– Нет, меня уговорили не делать этого. К тому же у меня не было никаких доказательств и стоял штамп о том, что я психически нестабильна.
– Какие у вас сейчас отношения с родителями?
– Я мало общаюсь с ними, – ответила она, не желая углубляться.
Пошел дождь, сначала отдельные капли, но вдруг разверзлись хляби небесные, и люди за окном кафе побежали, надевая капюшоны на голову и доставая зонтики. Некоторые искали укрытие под козырьком обувного магазина на другой стороне улицы.
– Вы хорошо знали Сиссель? – спросила Кайса.
Ирис Хуле ответила на вопрос не сразу.
– Есть причина, почему я рассказываю вам все это. Я познакомилась с Сиссель, когда ей было около двенадцати лет, она тогда переехала в Олесунн. Она была на несколько лет младше меня, а я активно принимала участие в работе с детьми в молельном доме, устраивала различные мероприятия, экскурсии и летние лагеря.
Кайса знала только то, что Сиссель жила в Олесунне до того, как ее семья переехала в Лусвику, но не знала, что она жила еще где-то прежде.
– Сиссель приехала в Олесунн приемным ребенком, – сказала Ирис.
– Грета и Педер Воге не ее биологические родители? – удивленно спросила Кайса.
– Нет, вы разве не знали об этом?
– Нет. Я думаю, никто в Лусвике об этом не знает. По крайней мере, никто не упоминал об этом. Вы что-нибудь знаете о ее прошлом?