Я присела на кровать с моим старым портфолио, долго лежавшим на верхней полке в студии. Стерла с него пыль и расстегнула пряжку. Там лежала абстрактная картина – серебристый кувшин, миска с яблоками и виноградом, написанные оттенками серого, голубого и розового. Масло. Среди моих натюрмортов это была одна из работ уровня «А-level»[6]
. Я улыбнулась, вспомнив, как мужчина в дорогом твидовом пальто, чей-то отец, предложил моему учителю мистеру Доуски за нее двести фунтов на выставке, устроенной в конце семестра. Сколько всего я могла бы купить на эти деньги, но… «Не продается», – твердо заявил мистер Доуски.Там был портрет моей матери в саду – зеленый с золотом шарф на волосах, толстый кремовый джемпер и джинсы с пятном грязи. Картина на рабочую тему. Многие учащиеся рисовали фабричных рабочих или ремонтников, сверливших дыры на дорогах. Я достала следующую – карандашный набросок Финна, сделанный мой, когда мы только что поженились и жили в моем пестром жилище с оранжевой кухней. Я взяла со столика нашу с Финном фотографию, сделанную в день свадьбы. Все прошло быстро. Мы не хотели большой суеты и всего такого, венчались в маленькой церкви в обществе родных и ближайших друзей. На ужин были жареные колбаски с медом и коньяком, картофельное пюре, а на сладкое карамельный пудинг. Потом танцевали до утра.
Вскоре после этого, когда я еще не рассталась с мечтой устроить собственную выставку, я записалась на курс по изобразительному искусству и ездила по четвергам в Лондон. В солнечные дни руководитель водил нас по Лондону. Мы рисовали парки, реки, мосты, рынки, интересные здания или достопримечательности, такие как Парламент.
Один из семестров мы потратили на зарисовки с натуры.
– Я не буду позировать вам голым, – заявил Финн, когда я просила его прийти в колледж и побыть натурщиком.
– Дорогой, все просто упадут.
– Сама ты можешь смотреть в частном порядке. Вот и смотри.
– Вредный ты… но мне нравится идея, что ты будешь весь целиком принадлежать мне.
Воскресным утром он сидел у окна в нашей спальне и смотрел на улицу; солнечный свет лился на половину его лица.
– Быстрее, ты ведь знаешь, я не могу долго сидеть, не шевелясь, – ворчал он.
Финн был красив на свой лад, слегка ущербный. Иногда он держался так, словно комната полна его восторженных фанатов, но в следующий момент выглядел одиноким и несчастным, словно кто-то сказал ему, что его жизнь проходит впустую.
Я схватила блокнот, открыла чистый лист и стала рисовать контуры его лица.
– Не шевелись! И не хмурься.
– Кто еще занимается у вас? – спросил он. – Тебе может позировать какой-нибудь мужчина?
– У нас одни лишь женщины.
– Какой у них уровень?
– Хороший. Одна графический дизайнер. Салли рисует только ангелов, больше ничего, – сказала я. Финн засмеялся. – Все картины совершенно одинаковые – странные горы, небеса, на них маленькие ангелы, нарисованные контрастными цветами. По-моему, наш преподаватель не знает, что и сказать… Держи голову ровно.
Когда он изо всех сил сдерживал улыбку, в уголке его рта появлялась маленькая морщинка.
Рисовать Финна было легко – четкая линия челюсти, широкий рот, маленький шрам возле глаза, придававший его лицу характерность, волосы, свисавшие на лоб. Мне не требовалось даже смотреть на него, я могла рисовать его по памяти.
– Ты красивый, – в который раз сказала я ему, намечая плавный изгиб руки, лежавшей на колене.
– О чем ты мечтаешь, Джей?
– О чем? – Я наклонила голову набок, делая вид, что никогда не думала об этом прежде. – Мне бы хотелось уехать из этой ободранной квартиры и жить в большом викторианском доме со студией на верхнем этаже, где я могла бы рисовать целый день. И конечно, хорошо зарабатывать на этом.
– Конечно, – усмехнулся Финн.
– Я бы устраивала собственные выставки. Живопись Джози Гринвуд продавались бы на «Сотбис» за тысячи фунтов.
– За миллионы.
– Точно. У меня была бы самая крутая собственность в Лондоне… Самый замечательный муж…
– Он у тебя уже есть.
– И у нас был бы сын по имени Джордж, и мы бы запускали змея воскресным днем.
– Я и не знал, что у тебя уже готово для него имя.
– А ты не думал над этим?
– Но если будет девочка?
– Мальчик. – Я похлопала по животу, словно приказывая ребенку не подводить меня. – И еще я бы иногда снималась в кино, например, в фильмах Роберта Редфорда, где никто, кроме меня, не исполнил бы эту роль. Ну, а ты? О чем мечтаешь ты? – Я спросила это, изобразив американский акцент.
– Я мечтаю стать выдающимся доктором и быть счастливым. – Вероятно, он почувствовал мое удивление, потому что повернулся ко мне.
– Финн!
– Я мог бы изобразить что-нибудь замысловатое, но это все, чего я хочу. Быть счастливым.
– Я не закончила, – всполошилась я, когда он взглянул на рисунок и отодвинул его прочь. Я почувствовала солнечное тепло на лице, его губы коснулись моей щеки, я закрыла глаза, и мы стали целоваться…
– Джози?
– У?
– Джози? – Я открыла глаза. Финн стоял надо мной. – Что ты делаешь? О, это ты когда-то рисовала меня. – Он взял в руки рисунок. – Неплохо.
Я стала укладывать свои работы в портфолио.