Девушка в бегах

Наша разница в росте не настолько велика, чтобы, если я залезу на стул, наши с Малькольмом глаза оказались на одном уровне, но при этом достаточно мала, чтобы мне оказалось достаточно лишь слегка согнуться и коснуться его, не отвлекаясь от основной задачи.

– Две стороны поддаются, – говорю я ему на ухо. Язык заплетается от волнения. Малькольм кладет руку мне на плечо, не давая мне выпрямиться.

– Ты не обязана меня прощать, – произносит он. – Ни один мой поступок. Если я попросил прощения, это не означает, что я ожидаю от тебя ответа. – Он отпускает руку, но я не двигаюсь с места. – Я просто хочу, чтобы ты это знала, что бы ни случилось. И спасибо, что спасла мою жизнь тогда, в мотеле. Кажется, я тебе этого еще не говорил.

У меня перехватывает дыхание. Мы беседовали шепотом, так тихо, что нам приходилось прижиматься друг к другу, чтобы различить слова. Сейчас я наклонилась к нему, и его голова рядом с моей. Это настоящие объятия, и я не могу не ощущать, что наши сердца бьются вместе.

– Почему ты просто не сказал ему то, что он хотел узнать? – спрашиваю я. – Тогда он бы не стал держать тебя в багажнике все эти дни.

– Не знаю, – его ответ звучит так, словно он произнес его, пожав плечами, но я не отстаю.

– А мне кажется, знаешь, – говорю я, пробуя эти слова на вкус, и понимаю, что, пожалуй, верю в них. Одно дело – сомневаться, стоит ли сдавать меня и маму, не зная точно, чего будут стоить его действия. И совсем другое – несколько дней провести связанным в темноте. – Ты дал нам намного больше времени, чем должен был. Намного больше, – с уверенностью в голосе произношу я.

Я чувствую, что он смотрит на меня – и знает, что он свободен благодаря мне, точно так же, как я спаслась благодаря ему. Он спас меня, еще даже не зная, кто я.

Я прерывисто выдыхаю. Впервые с момента, когда начался этот кошмар, я не чувствую напряжения, готовности нанести удар или броситься бежать при малейшей опасности. Я не сижу рядом с Малькольмом, держа в руке нож, и не ощущаю, как меня душит страх перед тем, что впереди.

– Я прощаю тебя.

Он замирает в неподвижности, словно статуя, кажется, даже его сердце останавливается, пока он осознает эти слова.

– Да?

– Но больше не ври мне.

– Нет, больше никогда. Я видел, как ты обращаешься с ножом.

Каким-то образом я понимаю, что мы оба улыбаемся.

– Тогда давай выберемся отсюда.

Малькольм принимается совершенно обычным тоном рассуждать о двух оставшихся дома золотых рыбках, которых зовут Стэн и Олли, а я тем временем атакую две оставшиеся стороны застрявшего люка. Он выиграл этих рыбок два года назад на ярмарке для девочки, которая под конец вечера попыталась выкинуть их, что отбило у него желание звать ее на второе свидание.

Я рассказываю ему о кафе, где работаю я и мои лучшие подруги, Регина и Кармель. Я чувствую себя немного печально, вспоминая их. К этому моменту Регина, наверное, убедила себя, что я исчезла, потому что она сделала что-то не так, а Кармель, которая слишком хорошо знакома с причудами моей матери, наверное, думает, что я как раз переживаю очередной переезд. Она будет сходить с ума от беспокойства, пока я не позвоню ей и не скажу, что я в порядке. А Эйден… он сам предсказывал, что я его кину, так что если он вообще меня вспоминает, то явно жалеет о том, что вообще со мной связался. Может, он даже уже засматривается на кого-то еще. По крайней мере, я надеюсь, что это именно так. Альтернатива – он осознал, что случилось что-то плохое, и теперь переживает за меня. Или, что еще хуже, обратился в полицию.

Прямо сейчас я не могу справиться со всеми этими мыслями о людях, которые мне дороги, так что я с удвоенной силой принимаюсь за люк. Через минуту я останавливаюсь.

– Малькольм? Я устала. А ты устал? Думаю, нам стоит поспать. – Наверное, я слишком сильно подчеркнула голосом слово «спать», но как раз в этот момент мне удается одолеть последний край люка, и он поднимается. Сдвинув его в сторону, я поднимаюсь на цыпочки, так что голова просовывается в проем.

Чердак, размерами больше похожий на тесную кладовку, проходит над всем домом и по самую двускатную крышу забит коробками и всяческим хламом. Судя по покрывающему все толстому слою пыли и многочисленным трупам мышей, валяющимся на полу, сюда давно никто не поднимался. Скользя взглядом мимо гнили и мусора, я замечаю то, что вообще позволило мне увидеть все остальное: окно.

Тусклый лунный свет, заливающий чердак мутным туманом, не сильно лучше, чем тьма внизу. Но, вспомнив о клаустрофобии Малькольма, я тяну его за руку и освобождаю для него место, чтобы он смог увидеть свет, пусть и слабый, и немного свободного пространства.

Прижавшись к нему, я шепчу:

– Сможешь забраться?

Он не отвечает. В следующую секунду он уже оказывается рядом со мной, а затем опирается локтями о края проема. От нас обоих вниз сыплется пыль. Не издав ни звука, Малькольм подтягивается, забирается наверх и поворачивается, чтобы ухватить меня за руку.

– Подожди.