Диалоги об Атлантиде

Сокр. Тогда ваши дела не будут ли правильны и добры?

Алк. Да.

Сокр. Если же так, то я готов ручаться, что вы будете счастливы.

Алк. Порука весьма надежная.

Сокр. Напротив, действуя несправедливо, вы будете взирать на безбожное и мрачное[289], а в таком случае, как и должно быть, не зная себя, станете совершать подобные тому дела.

Алк. Вероятно.

Сокр. Ведь кто, любезный Алкивиад, имеет власть делать, что хочет, а ума не имеет, тот – частное ли это лицо, или город – до чего должен дойти? До чего дойдет больной, которому дана власть делать что угодно, а способность врачевания не дана, – больной, который так тиранствует, что никто не может и укорить его? Не разрушится ли, как и следует, его тело?

Алк.

Ты говоришь правду.

Сокр. А что бывает на корабле, когда власть делать, что покажется, вверена тому, в ком нет ни ума, ни добродетели кормчего? Знаешь ли, что́ случилось бы и с ним и с его спутниками?

Алк. Разумеется, все погибли бы.

Сокр. Не такое же ли бедствие постигает и города, и все начальства и власти, чуждые добродетели?

Алк. Необходимо.

Сокр. Итак, почтеннейший Алкивиад, не тиранию надобно приготовлять себе и городу, а добродетель, если хотите счастья.

Алк. Ты говоришь справедливо.

Сокр. Но пока добродетель еще не приобретена, гораздо лучше управляться кем-нибудь добрым, нежели управлять – и мужу, не только что мальчику.

Алк. Явно.

Сокр.

А что лучше-то, то и прекраснее?

Алк. Да.

Сокр. А что прекраснее, то и приличнее?

Алк. Как же иначе?

Сокр. Значит, злу приличнее быть в рабстве; потому что для него это лучше.

Алк. Да.

Сокр. Следовательно, зло есть нечто, свойственное рабству.

Алк. Явно.

Сокр. Напротив, добродетель – нечто, носящее характер свободы.

Алк.

Да.

Сокр. Но того, что свойственно рабству, друг мой, не должно ли избегать?

Алк. Всего более, Сократ.

Сокр. А чувствуешь ли, в каком ты теперь состоянии? в том ли, которое свойственно свободе, или нет?

Алк. Кажется, чувствую, – и очень живо.

Сокр. И знаешь, как избежать настоящего своего состояния? – не хочу назвать его из уважения к почтенному человеку.

Алк. Знаю.

Сокр. Как?

Алк. Если ты захочешь[290]

, Сократ.

Сокр. Нехорошо говоришь, Алкивиад.

Алк. Да как же надлежало сказать?

Сокр. Если захочет Бог.

Алк. Так и говорю, – и прибавляю еще, что мы, должно быть, обменяемся ролями, Сократ: я возьму твою, а ты – мою. С этого дня я не могу не ходить за тобою: ты будешь моим руководителем.

Сокр. О, благородный человек! Так моя любовь ничем не будет отличаться от аистовой, если, воспитав в тебе любовь пернатую, она сама станет пользоваться ею.

Алк. Точно так. С этого времени я начну стараться о справедливости.

Сокр. Желаю тебе и кончить тем же; но, не доверяя твоей натуре и видя могущество города, боюсь, как бы он не пересилил и меня и тебя.

Лахет (Лахес)

ЛИЦА РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ:

ЛИЗИМАХ, МЕЛИСИАС, НИКИАС, ЛАХЕС, СЫНОВЬЯ ЛИЗИМАХА И МЕЛИСИАСА И СОКРАТ