Дьявол в поэзии

Для истинного поклонника Моисея и Пророков существовал только один Бог, Егова, или, как это имя читается современными филологами, Ягве, который не только один сотворил мир из ничего, но также один награждал и карал своих поклонников, по мере их деяний, добром или злом, наслаждением или страданием. Таким образом, беспристрастный и суровый монотеизм не допускал других самостоятельных сил, враждебных наивысшему Богу.

Вследствие этого в книгах Ветхого Завета сатана играет роль весьма второстепенную. Там находится достаточно намеков о духах неправды, но дьявол, как индивидуум, выступает редко. И если критик-теолог найдет для себя в Библии достаточно эстетического материала, то критик-литератор, оставляющий в стороне религиозный элемент зла, исследующий только его психолого-эстетические проявления, необильную жатву соберет со страниц этой книги.

Показавшись в третьей главе Бытия, как прославленный змей-искуситель, сатана на долгое время исчезает с библейского горизонта.

Так как текст говорит про искусителя, что «змей был хитрей всех полевых зверей, которых создал Господь Бог», то множество сектантов и теологов утверждали, что между ним и силами зла нет ни малейшей связи. То же самое мнение выразил Байрон в предисловии к «Каину» и Словацкий в «Письме к Рембовскому». Принимая в соображение, однако-ж, хитрость слов искусителя и плачевные последствия его злостных советов, нужно допустить, что книга Бытия считает его чем-то большим, чем обыкновенного змея.

В «Книге премудрости Соломона», написанной значительно позднее, мы находим первый намек, ясно отожествляющий райского змея с сатаною: «Бог создал человека для нетления и создал его образом вечного бытия Своего; но завистию диавола вошла, в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его» (II, 23, 24).

Наконец, отвратительный вид змея придавали демонам почти все народы, таковы: Вритра и Ахи в Индии, Аши-дагака-у персов, Апеп – у египтян, змей Мидгарду – у скандинавов, и т. д.

Загадочный Азазел (Лев. XVI, 7-11; 20–22) обитающий, как египетский Сеть, в пустыне и получающий из года в год живого козла, обремененного грехами народа, недостаточно объяснен текстом. Одни видят в нём какого-то старого народного божка, другие же – демона, родственного тем, о которых вспоминает Исаия (XIII, 21 и XXXIV, 14), рисующий картину разрушения Вавилона и Эдома: «Но будут обитать в нём звери пустыни, и дома их наполнятся филинами, и страусы поселятся, и косматые будут скакать там». «И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет отдыхать ночное привидение (Лилит) и находить себе покой».

Фигуры эти, имена которых Вульгата переводит словами Daemonia и Lamia, а Лютер Wald – и Feldteufel, также и Kobold, напоминают наших божков, ведьм и домовых. Собственно, это не черти, а лишь обыкновенные видения и страшилища, пляшущие ночью среди развалин и запустения. Подобные остатки анимистического воззрения сохраняются всегда и везде среди низших классов каждого народа, хотя бы он исповедовал самую возвышенную религию: доказательством этого служить богатая демонология народа у нас, в Британии, в Германии, и т. д. Исаия, обращающийся к простому народу, черпал свои сравнения из сокровищницы народного же воображения и его понятий.

Однако вообще как он, так и другие пророки, распространяли такие суровые и безотносительные понятия о Ягве-Вседержителе, что сатана в их книгах принял самые ничтожные размеры. Всё, как зло, так и добро, в конце концов приводило к наивысшей причине причин: был только один бог, и он, Ягве, сам или при помощи своих ангелов, принимал участие в жизни и развитии избранного племени. Это он наслал огненный дождь на Содом и Гоморру, а его посланцы убивают и карают грешников.

В Третьей книге Царств мы видим (XXII, 19–24):

«Я видел Господа, сидящего на престоле Своем, и всё воинство небесное стояло при Нём, по правую и по левую руку Его. И сказал Господь: кто склонил бы Ахава, чтоб он пошел и пал в Рамофе Галадском?» И один говорил так, другой говорил иначе:

И выступил один дух, стал пред лицом Господа и сказал: я склоню его. И сказал ему Господь: Чем?

Он сказал: я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его.

Господь сказал: ты склонишь его и выполнишь это, поди и сделай так».

Тут мы видим одного из небесных духов, видим, как он, по воле и желанию Творца, губит грешного царя Ахава, обольщая его, устами ложных пророков, надеждою на победу над ассириянами.

В знаменитой и прекрасной книге Иова, где проблема существования зла в мире является как будто бы главным мотивом драмы, истинным деятелем представляется всё же «Тот, который велик и кого мы познать не можем», Ягве, неиспытанный в своих судьбах и неизследимый в мудрости. Сатана же здесь играет только роль официального обвинителя и вместе с тем охочего исполнителя суровых поручений Бога (1, 6-15):

«И был день, когда пришли сыны Божий предстать пред Господа; между ними пришел и сатана.