Дикая Флетчер

Притворяясь, что не замечаю Джону каждый раз, когда он проходил мимо.

– Ну, это уже что-то. – Зевнув, отец встает со стула и лезет в карман жилета. – Слушай, я выйду на минутку, а потом лягу спать. Я устал.

Я не могу не смотреть на пачку сигарет в его руке.

Он замечает это и вздыхает.

– Я курил более сорока лет, Калла.

– И это убьет тебя, если ты не остановишься.

Это реальность, которая существовала с того момента, когда мы впервые встретились лицом к лицу в коридоре, и все же сейчас она волнует меня гораздо больше. Наверное, потому что я больше не чувствую, что передо мной незнакомец.

– Док говорит, что особой разницы не будет, так зачем заставлять себя проходить через это.

– Наверное. Если это то, что сказал твой врач.

Папа открывает рот, но потом медлит.

– Ты зеваешь. Иди в постель, малая.

После вчерашней ночи, проведенной в беспокойном сне, я вымотана.

– Эй, как ты думаешь, мы можем начать запирать дверь на ночь?

Отец хмурится.

– Зачем? Тебя что-то напугало?

– Кроме соседа, который хочет обрезать мне волосы садовыми ножницами?

– Это то, что пообещал сделать Джона? – Папа смеется. – На самом деле он не собирается этого делать.

Я окидываю отца оценивающим взглядом.

– Я бы никогда не позволил ему сделать это с тобой, – поправляет он чуть более сурово.

– Ты сам это сказал… Он не позволит мне выкрутиться, даже если я ему на самом деле помогла.

Даже если моя кровь бурлила каждый раз, когда я слышала его голос сегодня, и мое внимание было только наполовину сосредоточено на сайте, а другая половина продиралась через наши прошлые разговоры, воспроизводя слова и взгляды, только теперь это была новая версия Джоны – того, кто заставил бы меня остановиться, если бы мы проходили мимо друг друга на улице.

Я как-то удобно позабыла все неприятные обмены мнениями и его игры. Все это дело рук злобного йети. Мой разум – или, скорее, мои гормоны – кажется, пытается разделить Джону на Джекила и Хайда, чтобы я могла свободно вожделеть горячую версию Викинга.

– Не забудь, он еще не получил разрешения на полеты от Федерального управления гражданской авиации. Один звонок от меня… – Папа подмигивает.

Я уверена, что он просто шутит, но все равно благодарна ему за это.

– Может, все же закроем дверь?

Он пожимает плечами.

– Если это поможет тебе лучше спать, конечно.

– Хорошо, спасибо. – Я собираю нашу посуду, оставшуюся после ужина. – О, и я готовлю овсянку на завтрак. Хочешь, я сделаю тебе немного?

– Обычно я не завтракаю, но… – Отец, кажется, обдумывает это. – Конечно. Мне бы это понравилось.

– Хорошо. – Я довольно улыбаюсь. – Спокойной ночи, пап.

* * *

Сильный ночной дождь принес с собой прохладную погоду этим утром. Когда я выхожу из горячей ванной, по моей обнаженной коже мгновенно начинают бегать мурашки. Я плотно заматываюсь в полотенце, пока мчусь в спальню, чтобы быстро одеться.

Как только я делаю шаг в комнату, я улавливаю знакомый запах и останавливаюсь, чтобы глубоко вдохнуть. Это мыло Джоны. Но это невозможно. Я заперла входную дверь, прежде чем нырнула в душ.

Я с опаской осматриваю комнату. Мой телефон и ноутбук лежат на стуле; одежда, которую я приготовила на день, лежит на кровати, нетронутая. Все остальное аккуратно висит в шкафу.

Я понимаю, в чем проблема, сделав полоборота.

Верхняя часть комода пуста.

Каждая баночка, каждая бутылочка, каждая щетка. Все косметические средства, которые у меня есть.

Исчезли.

Я ныряю за сумочкой.

Он даже оттуда забрал мои самые необходимые вещи – компактную пудру, тушь для ресниц, мою любимую помаду-румяна.

– Джона! – Его имя – проклятие на моем языке. Я поспешно вылетаю из спальни и мчусь по коридору.

Он на кухне, непринужденно прислонившись к стойке спиной к раковине, скрестив ноги в лодыжках, ест приготовленную с ночи овсянку.

Мою овсянку.

На его пальце издевательски болтается ключ на кольце. Ключ от этого дома, я полагаю.

– Где мои вещи? – требую я, пока досада затмевает все остальные мысли.

Рука Джоны останавливается на полпути ко рту, и его взгляд пробегает по моему телу, задерживаясь на моих голых бедрах на несколько слишком долгих мгновений, напоминая мне, насколько коротко это полотенце – примерно в десяти сантиметрах от того, чтобы я пришла в ужас, – прежде чем он продолжает свою трапезу.

– Какие вещи? – непринужденно спрашивает Джона.

– Все, что ты забрал из моей комнаты.

– О. Эти вещи. – Он не спеша облизывает ложку. – Они в безопасном месте.

На белой рубашке под его фланелевой курткой видны влажные разводы. На улице по-прежнему идет унылый дождь, правда, уже слабее, чем вчера. Достаточно слабый, чтобы Джона проделал весь путь до своего дома с моими вещами. А потом вернулся обратно, только чтобы поддразнить меня?

– Они у меня, – подтверждает он, словно читая мои мысли. – И ты никогда их не найдешь.

– Это не смешно. Там косметики на тысячу долларов.

Палитры теней для век, которые рассыплются при неосторожном обращении, а я полагаю, что Джона был не слишком нежен.

– Черт. Тысяча баксов? Я думаю, на Аляске это уголовное преступление. – Но он не выглядит обеспокоенным.

– Может, тогда мне стоит позвонить в полицию?