Дикая Флетчер

– Вот. – Он подбрасывает предмет в воздух, а я пытаюсь поймать его. Это мой антиперспирант. – Видишь? Я не полный мудак.

Он уходит, игриво потрепав волосы Мейбл по пути. Мгновение спустя дверь с грохотом закрывается.

Лицо Мейбл сморщивается.

– Джона купил тебе дезодорант?

Я слишком ошеломлена, чтобы пытаться объяснить происходящее.

– Что мне нужно взять с собой? – спрашиваю я, игнорируя вопрос.

– Только себя! Я обо всем позаботилась. – Мейбл улыбается и поднимает руки. В одной у нее болтается желтый дождевик, в другой – стопка корзин.

– Отлично.

Утро сбора ягод под холодным дождем с кучей незнакомых людей – это, наверное, лучшее, что я могу сейчас сделать, пока пытаюсь разобраться в том, что, черт возьми, произошло между мной и Джоной.

И хочу ли я, чтобы это повторилось.

Глава 20

– Макс очень хочет назвать его Торнтоном, в честь своего деда. – Шэрон неприязненно кривит губы.

Я пожимаю плечами.

– Это Тор сокращенно? Классное имя. Необычное.

– Вот только его мать откажется сокращать его. Всегда будет Торнтон то и Торнтон это. – Она закатывает глаза. – Я и так уже от многого отказалась, находясь здесь и все такое. Я не назову своего сына Торнтоном.

– Я тебя не виню, – дразняще шепчу я. – Куда вы вообще переезжаете?

– Возвращаемся в Портленд, штат Орегон. Не могу поверить, что скоро буду дома.

Рука Шэрон гладит живот медленными круговыми движениями, а другая тянется за черникой из корзины, которую мы с Мейбл привезли в аэропорт. После нескольких часов, проведенных под моросящим дождем среди бесконечных колючих кустов, мои мышцы бедер все еще горят, а я так и не смогла избавиться от пронизывающего до костей озноба.

– Я все еще помню день, когда Макс пришел домой три года назад и сказал: «Детка, знаешь что? Я получил работу! Мы переезжаем на Аляску!» Я даже не знала, что он подал заявление. – Шэрон смеется, качая головой. – Не пойми меня неправильно, мы будем безумно скучать по людям, но здесь все так сложно. А теперь к этому добавится еще и ребенок.

Держу пари, что Шэрон и моя мама хорошо бы поладили.

– А Макс не против уехать?

– Пока что. Он уже говорит о том, что вернется через пять лет, чтобы снова работать на Рена. Мы перейдем этот мост, когда доберемся до него. Или лучше сказать, взлетно-посадочную полосу.

«Через пять лет».

Я не могу не подсчитать. Через пять лет мне будет тридцать один год. Где я буду к тому времени? Очевидно, что в Торонто. Сколько еще поездок обратно на Аляску я совершу? Приедет ли папа повидаться со мной? Буду ли я по-прежнему жить с мамой и Саймоном? Или я выйду замуж и уеду? Буду ли я теребить свой беременный живот, как это делает Шэрон?

Будет ли мой отец рядом?

Я сглатываю, борясь с комком в горле.

Похудевшая женщина, коренная жительница Аляски, шаркает к столу, сжимая в руках небольшую сумку для поездок. Ее седые волосы обвязаны цветочным платком ярко-розового цвета, но в остальном ее одежда – это ткани унылых оттенков коричневого и зеленого, предназначенные для сохранения тепла и не более того.

– Уже есть новости? – вежливо спрашивает она, улыбаясь.

Как если бы она не сидела в этом вестибюле с семи утра – именно настолько долго, по словам Шэрон, задержалось большинство этих людей. Людей, которые весь день играют в игру ожидания, надеясь, что их рейсы когда-нибудь отправятся. Всего я насчитала четырнадцать человек. В основном рыбаки, которым не терпится поскорее добраться до своих лагерей.

Тех, кто не с Аляски, легко заметить – они мечутся по холлу, как загнанные в клетку животные, смотрят на небо каждый раз, когда проходят мимо окна, и ворчат от нетерпения. Те, кто знаком с тем, как тут все устроено, спокойно сидят в своих креслах, устремив внимание на экраны телефонов, спицы или тех, с кем они путешествуют.

Самолеты были допущены к взлету час назад. Половина рейсов уже вылетела. Теперь дело только за тем, чтобы их позвали.

– Ребята загружают его, Долорес. – Шэрон сочувственно улыбается женщине. Самолет снабжения, на котором она прилетела, застрял в деревне на ночь и приземлился, когда я только прибыла сюда. – Вы, должно быть, рады снова увидеть свою сестру спустя год.

Долорес пожимает плечами.

– Мне бы хотелось, чтобы она переехала сюда, – бормочет она.

– Ты непременно должна увидеть деревню, откуда родом Долорес, – объясняет мне Шэрон. – Это возле Уткиагвика. Я там не была, но Макс был. С каких пор солнце не заходит, Долорес?

– С начала мая, – напоминает старушка.

– Точно. С начала мая. Через несколько недель оно окончательно пропадет. А зимой оно не появляется долгие два месяца. Совсем. Мы даже не можем летать туда во время полярных ночей.

– Они получают припасы осенью или вообще не получают, – подтверждает Долорес.

– И там, наверху, все время холодно, – дрожит Шэрон. – Какой там сегодня максимум?

– Сорок. – Долорес поправляет свое стеганое пальто, как бы подчеркивая это.

Я делаю быстрый подсчет в уме. Это три градуса по Цельсию в начале августа. Я содрогаюсь при этой мысли.

Мудрый взгляд Долорес устремляется на меня.

– Кто эта девочка? Твоя замена?

Шэрон смеется.

– Нет. Это дочь Рена. Она просто гостит.