Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

При совершении поворота налево погонщик собачьей упряжки переносит свой вес на правый полоз, чтобы сани не занесло в наружную сторону поворота

— Потихоньку, собачки! Потихоньку! — кричу я.

Но я зря стараюсь. Собаки резвятся, как мальчишки, которые после хорошего снегопада пришли покататься на санках с горки. Мы врываемся в деревню, где, насколько мне известно, нас уже ждут. В подтверждение этого перед моим взором предстает небольшая группа людей, которые жестами показывают, чтобы я остановился возле деревянного забора. Увидев людей, собаки быстро успокаиваются и останавливаются, зная, что их ждут еда и питье. А может, им дадут еще и подстилки, чтобы было удобнее лежать.

6

Сегодня утром я буду долго поглаживать собак, дожидаясь, пока не растает в поставленном на огонь котелке снег. Я удивлен тому, как сильно вырос и окреп малыш Кали.

— Ну что же, смотри-ка, тебе это путешествие пошло на пользу!

Кали извивается, чтобы насладиться ласками, и прогибает поясницу, когда я массирую ему спину.

Бюрка, находясь на другом конце стейк-аута, поднимается и смотрит на меня пристальным взглядом. Глазами, шерстка вокруг которых покрыта инеем, она умоляет меня ее не забывать. Вот ведь артистка!

Я медленно подхожу к ней, гладя по дороге каждую из собак, и при этом успеваю проверить состояние суставов Казана и Камика, которых вчера вечером долго массировал с помощью бальзама «Альживаль» — удивительного средства, очень хорошо помогающего при проблемах с суставами. Я проверяю суставы собак, заставляя их сгибаться и разгибаться на пределе эластичности. Они, похоже, больше не болят.

— Идеально! Теперь вы готовы к новым нагрузкам!.

Подойдя к Квест, находящейся рядом с Бюркой, я делаю вид, что забыл про Бюрку, направляюсь к костру и лишь потом поворачиваюсь к ней. Меня охватывает приступ смеха, когда я вижу расстроенное выражение на морде Бюрки. Однако она немедленно приходит в радостное настроение, как только понимает, что это была всего лишь шутка. У собак что, есть чувство юмора? Я этого не знаю, но, глядя сначала на расстроенную, а затем на счастливую физиономию своей собаки, невольно начинаю думать, что эти четвероногие иногда могут понимать шутки. Бюрке вообще-то не помешает этот маленький урок, а то она в течение всего дня требует уж слишком много внимания, дружеских взглядов и ласк.

— Бюрка, ну ты и забавная девчонка! Ну кем бы я был, если бы забыл о тебе?!

Этого не могло произойти, потому что, заподозрив хотя бы на миг, что я могу обойти ее вниманием, Бюрка тут же напомнила бы о себе, да еще и как! Ее поведение похоже на поведение кошки: она крутится на спине, ходит вокруг меня и трется о мои ноги, пока я не приласкаю ее. Она пускает в ход все свои чары, чтобы удержать меня рядом подольше. И хотя я понимаю потребность Бюрки в ласке и оказываю ей немного дополнительного внимания, не может быть и речи о том, чтобы обделять вниманием остальных. Когда-то я дорого заплатил за подобную ошибку. Очум — пес, которого я любил больше всех других своих собак, — из-за такой ошибки погиб: его загрызли из ревности три его собственных сына. Они не смогли стерпеть особых отношений, которые сложились у меня с этой необыкновенной собакой. Нам оставалось разве что еще начать друг с другом разговаривать. Будучи вожаком своры и головной собакой, Очум в течение жизни то и дело совершал героические поступки, проявляя при этом и мужество, и интеллект. Кроме того, что он по меньшей мере один раз спас мне жизнь (когда защитил от решившего напасть на меня гризли), он также своевольно изменил направление движения саней, которые несли меня по льду к большой полынье. Он уберег мою маленькую дочку от превеликого множества опасных инцидентов, участвовал во многих моих путешествиях и всегда был спутником, присутствие которого имело для меня самое большое значение. В книге «Очум, вожак своры» я поведал обо всех этих приключениях, воспоминания о которых до сих пор вызывают у меня ностальгию и чувство благодарности судьбе за то, что довелось пережить такие волнующие эпизоды. Когда бы я ни подумал про Очума, взор неизменно затуманивается от охватывающей меня грусти, а в глазах поблескивают тысячи искорок, каждая из которых связана с какой-то сценой из жизни, мимолетным эпизодом или же забавным приключением. Когда Бюрка пристально смотрит на меня, мне вспоминается взгляд Очума, в котором, как и в ее взгляде, чувствовались любовь, преданность и интеллект.

Я раздал большинство кличек своих бывших четвероногих спутников детям и внукам когда-то имевшихся у меня собак, но никогда не называл никакую другую собаку Очумом. Нужно ли объяснять почему?