Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

Моя первая упряжка, состоявшая из таких великолепных собак, какими были Вульк, Торок, Байкал и Нанук, явно уступала в скорости бега нынешней упряжке, но зато все те мои задиристые собаки довольно легко переносили холод. В частности, мне вспоминается трехсоткилометровая гонка, которая входила в число отборочных соревнований перед престижной гонкой «Юкон Квест» и в которой я принимал участие. Ту гонку организаторы решили остановить на середине, потому что тогда в Юконе была зарегистрирована ночью температура пятьдесят восемь градусов ниже нуля! В большинстве собачьих упряжек имелись потери: у многих собак случились обморожения. Такой лютый холод стал для всех настоящей катастрофой — для всех, кроме меня и моих собак. Мы были, можно сказать, свежими как огурчики, и нас очень разочаровало то решение, потому что оно лишало нас возможности преодолеть вторую часть маршрута при северном сиянии, являющимся настоящим чудом.

Я находился на съемках фильма в Доусоне, поблизости от границы Аляски, когда в январе 1988 года температура упала до рекордных шестидесяти четырех градусов ниже нуля. На ближайшей метеостанции «Проспект Крик» была официально зарегистрирована температура минус шестьдесят два градуса по Цельсию. Мы в тот день тренировали собак на маленькой дистанции, и я снимал их на кинокамеру против света. Кадры получились изумительные: собачья упряжка убегает вдаль в облачке пара, который на фоне красного диска солнца становился похожим на огонь. Эти кадры были позже куплены производителями одного из сортов американского виски и использованы в рекламе, которая, насколько я могу судить, получилась удачной.

Сегодня мороз довольно приятный, пусть даже и немного кусает кончик носа. Ветра совсем нет. Солнце вскоре выйдет на несколько часов из-за гор, которые мы пересекаем, и согреет воздух.

Всем тем, кто путешествует вместе со мной, это прекрасно известно. Я отнюдь не боюсь мороза — я его люблю. Я люблю естественное освещение, которое создается только при больших морозах. Я люблю похожие на настоящую музыку звуки трения полозьев саней о снег и лед. Я люблю белое безмолвие, которое не вызывает у меня, как у некоторых других людей, чувства пустоты, а наполняет своеобразным ощущением радости. Все мои органы чувств становятся очень восприимчивыми ко всему, что происходит вокруг, — к малейшим движениям, малейшим звукам… При таком сильном морозе, при таком безмолвии, при такой белизне возникает ощущение, что я прохожу через фильтр, очищаюсь и оставляю позади все наносное, чем покрывает меня повседневная жизнь и что похоже на сорную траву, которой кое-где зарастает земля. Я добиваюсь просветления в своей жизни и в своих отношениях с людьми, начинаю смотреть на некоторые эпизоды своего существования уже под другим углом зрения, при котором на них падает больше света. Я мысленно оказываюсь рядом с разными людьми — с друзьями, с родственниками, со всеми теми, по кому скучаю. Не проходит и дня, чтобы я с удовольствием не вспоминал время, проведенное с детьми. Стоит только нахлынуть таким воспоминаниям, как мое лицо — даже если оно застыло от холода — невольно расплывается в счастливой улыбке.

После детей я начинаю вспоминать о жене, братьях, маме, о тех, кто уже ушел в мир иной, — об отце, бабушках и дедушках, о некоторых из моих друзей…

Я, получается, путешествую также и внутрь себя, внутрь своей души.

Сегодня утром из состояния мечтательной задумчивости меня выводит длинный и утомительный подъем по склону горы. Мне приходится активно помогать собакам: стоя одной ногой на полозьях саней, я с силой отталкиваюсь другой, помогая собакам тащить тяжело нагруженные сани вверх по склону. Иногда я вообще соскакиваю с саней и бегу позади них, а затем — через несколько десятков метров — снова запрыгиваю на сани, чтобы перевести дух. При таком ритме движения даже при сорока градусах мороза мне вскоре становится жарко. Даже слишком жарко. Именно в этом и заключается настоящая опасность холода, поскольку пот на теле и даже малейшая влага на одежде пропускают через себя холод так же хорошо, как сталь и вода проводят электричество. Поэтому я расстегиваю многочисленные застежки-молнии, которые имеются на всем, что я ношу. Моя одежда, сшитая на заказ компанией «Эгль», прекрасно выполняет свою функцию. Я могу регулировать температуру и делаю это так, чтобы уж лучше было немножко холодно, чем слишком тепло.

Завершив подъем на перевал, я предусмотрительно застегиваю все молнии, чтобы не позволить холоду впиться в меня когтями во время предстоящего длительного спуска.