Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

К раннему утру собаки стали похожи на большие белые шарики. А еще — на знаки препинания, расставленные с обеих сторон линии, образуемой хорошо натянутым стейк-аутом. Я обожаю манеру, в которой они сворачиваются клубочком, аккуратно поджимая лапы и защищая густой шерстью хвоста от холода нос и подушечки лап — самые чувствительные к холоду части тела. Густой мех даже при самых низких температурах служит для их тел надежной защитой от всепроникающей стужи, позволяя им сохранять тепло. Когда они лежат подобным образом, единственным признаком жизни является белый пар, который поднимается столбиком вверх в ледяной воздух от мордочки, прикрытой шерстью хвоста. Если бы не этот пар, собаки могли бы показаться мертвыми, ибо лежат они абсолютно неподвижно, не издавая ни звука.

Когда я выбираюсь из спального мешка, который играет для меня такую же роль, как для диких животных их шкура с густым мехом (ибо эволюция постепенно лишила человека такой шкуры и он заменил ее одеждой), некоторые из собак — в том числе Бюрка, Дарк и Мивук — открывают один глаз. Открывают они именно один глаз, а не оба, и не делают при этом никаких движений, в результате которых холодный воздух мог бы добраться до уязвимых частей тела (потягиваться они начнут намного позднее)… Пока что они просто внимательно наблюдают за мной, замечая каждое из движений, в которых заложен какой-то смысл. Я развожу костер, завтракаю, готовлю питьевую воду и их похлебку. Собаки встают лишь тогда, когда я начинаю раздавать теплую воду, в которую добавлено несколько крокетов. Это что-то вроде очень легкого завтрака: с полным животом они бежать не смогут. Чуть позже я надеваю на них шлейки, позволяю немного побегать неподалеку, чтобы они размяли лапы, готовлю сани и затем с помощью постромок присоединяю шлейку собак к потягу, поочередно подзывая каждую из них, чтобы они не пытались самостоятельно подходить и занимать свое место в упряжке.

Мои собаки в ходе данного путешествия уже не раз демонстрировали, что без труда могут, так сказать, рвануть с места в карьер — что мы сейчас и делаем. Рассеянный синеватый свет, появившийся у линии горизонта, свидетельствует о том, что скоро наступит рассвет. Меня радует, что сегодня утром очень холодно (почти пятьдесят градусов ниже нуля): нужно, чтобы мороз покрепче сковал льдом реки и ручьи, по которым будет пролегать мой дальнейший путь.

Нижняя часть моего лица очень быстро покрывается инеем, и несколько малюсеньких сосулек уже свисают с ресниц. Приходится сдавливать их теплыми пальцами, заставляя растаять, чтобы можно было открыть глаза. При такой температуре нескольких секунд вполне достаточно для того, чтобы руки занемели от холода, поэтому я быстренько снова натягиваю огромные рукавицы, которые сам сшил из кусков шкуры койота, купленных у приятеля-охотника в Юконе. За время, в течение которого кровь возвращается в мои пальцы, на ресницах снова образуются сосульки, и опять приходится избавляться от них с помощью тепла пальцев. Так продолжается до тех пор, пока не наступает день и температура воздуха не повышается. А повышается она совсем немного. Мое лицо — высокоточный термометр с очень надежными индикаторами: начиная с температуры минус тринадцать, у меня появляются льдинки в бороде; минус двадцать — они видны не только в бороде, но и в усах; минус тридцать — на щеках кое-где появляется иней. При минус сорока на ресницах образуются малюсенькие сосульки, которые при минус пятидесяти начинают слипаться друг с другом. При минус шестидесяти на любом участке кожи, не защищенном одеждой, через несколько минут возникает ощущение ожога. Другие индикаторы — такие как плотность пара, исходящего от струи мочи, или размеры ледяной корки, образующейся за ночь вокруг капюшона спального мешка, — дают мне представление о температуре окружающего воздуха. Просыпаясь утром, я запросто могу приблизительно определить, какая сейчас температура, а затем уже перепроверяю свое предположение с помощью более точных средств. Погрешность моих предположений никогда не превышает пяти градусов, а этого вполне достаточно для того, чтобы принять решение, каким образом следует одеться и как защитить от холода собак, если температура опустилась ниже сорока пяти градусов. При таком морозе главная опасность для бегущих в упряжке собак заключается в том, что самцы могут отморозить половой член. Однако существуют различные специальные защитные приспособления для этой части их тела, сильно выступающей и поэтому уязвимой. У меня также имеются полярные шерстяные собачьи попоны, которыми я укрываю собак ночью при температуре ниже тридцати пяти градусов мороза и — при очень сильной стуже — перед отправлением в путь. Это, правда, касается лишь некоторых собак — таких как, например, Квест, шерсть у которой не очень густая.