Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

Они, кстати, после суток отдыха и дня, проведенного на ярком февральском солнце, вихрем устремляются вперед. Несколько секунд спустя я уже далеко от своих новоиспеченных друзей, которые, как я слышу, еще что-то кричат мне вслед. Я оборачиваюсь в последний раз, а затем исчезаю у них из виду за вереницей ольх, растущих вдоль реки, по поверхности которой больше ехать не буду, потому что она замерзла недостаточно хорошо и таит в себе много опасностей. Собаки, похоже, ужасно рады тому, что им не нужно бежать по коварному льду, а потому мчатся сейчас с большим рвением. Сани движутся с красивым посвистыванием, подминая под себя торчащую из-под снега траву. Ее стебли высотой от пяти до двадцати сантиметров зачастую скрывают тоненький слой снега, покрывающего землю. Сани скользят по этой смеси травы, снега и песка с легкостью, на которую я никак не рассчитывал.

Я мчусь на упряжке в течение доброй четверти часа, а затем останавливаю собак, начав беспокоиться из-за того, что высокая трава, чьи стебли похожи на нить для нарезки сливочного масла, может запутаться между пальцами собак, вызвать раздражение или порезать кожу между ними. Собаки рассержены тем, что их вдруг остановили, и шумно выражают свое недовольство. Поскольку на этой рыхлой массе из песка и травы от якоря нет никакого толка, я кладу сани на бок. Дарк и Вольф пытаются вдвоем сдвинуть их с места.

— Да-а-а-а-а-а-арк! Нет! Во-о-о-о-ольф! Нет!

Я кричу довольно громко, чтобы дать им понять, что не шучу. За те двадцать минут, которые требуются для того, чтобы надеть на сорок лап ботинки, я несколько раз прикрикиваю на собак угрожающим тоном. Не так-то просто надеть ботинки волнующимся собакам, которые то и дело дергают лапами, поэтому, завершив эту работу, я вздыхаю с облегчением и поднимаю сани, чтобы снова тронуться в путь.

Едва я ставлю сани на полозья, как собаки, изнывающие от нетерпения, сразу же пытаются потащить их за собой. Они как будто сговорились: «Ну ладно, постояли — и хватит. Сейчас продолжим путь и уже долго не будем останавливаться!»

Мы отправляемся, и я, образно говоря, отпускаю поводья. Собаки бросаются в галоп, и мы мчимся по травянистой равнине со средней скоростью более двадцати километров в час и не делаем ни остановки на протяжении по меньшей мере трех часов. Я — на седьмом небе. Я даже и не надеялся, что мы сможем мчаться по степи так быстро и так легко. А я еще сомневался, покидать русло реки или нет!

Некоторые люди полагают, что местность в степи — однообразная и ничем не примечательная. Я тоже раньше так думал. В действительности все иначе. Это бескрайнее море травы, и, если смотреть на перемещающуюся линию горизонта на дальнем краю видимой части, убеждаешься, что Земля и в самом деле круглая. Все вокруг радует глаз сказочным пейзажем, раскрывая свою красоту в течение дня таким разнообразием красок, что начинает казаться, будто их число безгранично. Это философское пространство, в котором погружаешься в среду, где нет почти ничего, чтобы наполнить сердце глубокими чувствами.

Я путешествую по этому морю, как моряк путешествует по морю настоящему, — от одного объекта на карте к другому. Я покинул русло реки и через несколько сотен километров подъеду к горам и лесу.

Мы мчимся вперед, и удовольствие, которое собаки получают от бега, очаровывает меня до такой степени, что, когда мы встречаем всадника или видим вдалеке какую-нибудь юрту, я — хотя это и невежливо — не останавливаюсь, а всего лишь дружески машу рукой. Мне хочется подарить собакам этот стремительный бег, в котором они так нуждаются. Перед нами сейчас прямолинейный и скоростной участок пути — такой, какой обожают марафонцы и какой мы заслужили. Очень заслужили.

Несмотря на ужасный ветер, который частенько «приглаживает» степь, трава тянется вверх над тоненьким слоем снега, поскольку ее стебли, как в одной из басен Лафонтена, «сконструированы» так, чтобы сгибаться, но не ломаться.

Ветер — великая опасность в степи. Казе — бог ветра. Его боятся и уважают. Мне не хотелось бы, чтобы он настиг в степи меня и моих собак. Мне не хотелось бы, чтобы он налетел на нас на этой открытой местности, в которой нет ни одного овражка и вообще ничего такого, где можно было бы укрыться. Если такое произойдет, нам придется попытаться побыстрее найти какую-нибудь юрту, сконструированную так, чтобы ветер обтекал ее корпус, — юрту круглую и низкую, способную устоять даже при самых сильных порывах ветра.