Дикая сердцем

Это точно будет лимонный пирог. Они «устраивают мне сюрприз» каждый год, с тех пор как местный пекарь научился делать масляную глазурь без масла. Но смогут ли они вообще доставить его сюда из Торонто?

Конечно, моя мама найдет способ. Ее целеустремленности я могу только поаплодировать.

– Мы бы очень хотели быть сейчас с тобой, дорогая, но ты же знаешь, какой этот июнь со всеми его свадьбами, выпускными и балами. Такой же загруженный, как и дни святого Валентина.

– Не переживайте. Я помню.

В этот месяц, когда моя мама дома – а это бывает нечасто, – Саймон прячется в своем кабинете, а я хожу вокруг нее на цыпочках.

– У тебя есть предположения, куда вы поедете с Джоной? – спрашивает Саймон.

– Нет, но он обещал, что санузел там будет в доме.

Хотя в данный момент я была бы совсем не против отправиться в какое-нибудь отдаленное место, где не будут работать ни телефоны, ни телевизоры, по которым передают новости о бушующих пожарах. Туда, где Джона станет полностью моим, где он будет говорить приятные вещи, делать романтические жесты и напомнит мне, почему я готова бежать за ним хоть на край земли.

А то в последние дни мне кажется, что так оно и получилось.

Я отчаянно хочу провести эти выходные с ним, что кажется даже абсурдным, учитывая, что мы живем вместе.

– Ну, я уверена, что он тебя побалует. – Мама снова ехидно смеется, так, будто она знает что-то, чего не знаю я.

Я даже представить не могу, что он подарит мне на этот раз. Должна ли я готовиться к очередной его шутке? Типа той рождественской охотничьей куртки?

Кулон с самолетом ему будет трудно переплюнуть. Если только он не сделает мне предложение.

Мой желудок подпрыгивает от предвкушения. Прошло уже больше месяца с тех пор, как мы были в той лесной хижине, моего испуга по поводу беременности и потенциально катастрофического отказа двигателя. Я его не спрашивала, а он не намекал.

Но это, несомненно, сделало бы этот день незабываемым.

Я прощаюсь с мамой и Саймоном, а затем громко зову Джону.

– Ты обещал мне кофе в постель!

Он даже специально попросил меня продемонстрировать, как пользоваться кофемашиной, и записать все шаги по приготовлению моего латте.

Мне никто не отвечает.

– Джона?

По-прежнему тишина.

В моей памяти всплывает смутное воспоминание о том, как рано утром звонил его телефон. Я помню низкий хриплый звук его сонного голоса, когда он ответил, но потом я мало что помню.

Я поднимаюсь с постели и, пошатываясь, иду в ванную, намереваясь принять долгий горячий душ, чтобы смыть хлорку с кожи и выпарить алкоголь из своих пор.

Меня останавливает записка, приклеенная к середине зеркала.

«Прости, мне позвонил Сэм. Срочный вызов. Буду через несколько часов. Обещаю. С днем рождения!»

Я перечитываю записку несколько раз, чтобы убедиться, что я не прочитала ее неправильно или что я все еще не пьяна, а в моем желудке в это время оседает тоскливое чувство. Тот телефонный звонок был от Сэма. Он позвонил, чтобы попросить Джону выйти на работу в его выходной.

И вместо того, чтобы сказать, что он не может, вместо того, чтобы сказать, что у меня сегодня день рождения и что он обещал провести эти выходные со мной, Джона дал согласие и приклеил эту записку на стикере к зеркалу ванной.

Несколько часов, как же. Когда он хоть раз возвращался через несколько часов? Он может запросто отсутствовать весь день.

Но ведь там бушует ужасный пожар, убеждаю я себя, пытаясь унять грызущую боль в груди и ком в горле. Уничтожающий лес, убивающий животных, вынуждающий людей покидать свои дома.

То, чем занимается Джона, очень важно, говорю я себе, даже когда по моим щекам текут горячие слезы, а меня саму захлестывают волна боли и разочарования.

Самое болезненное во всем этом – то, что я ни капли не удивлена.

* * *

Я плотнее натягиваю покрывало на себя, как ради удобства, так и для того, чтобы укрыться от легкой прохлады, держащейся в тени нашего крыльца, даже несмотря на растущую на улице температуру, и прислушиваюсь к звуку шин по гравию, с которым наш пикап ползет по подъездной дорожке. Джона прилетел домой полчаса назад, и приближающееся урчание двигателя Вероники принесло мне одновременно облегчение – и что он добрался до дома в целости и сохранности, и что еще относительно рано, – и новую волну меланхолии. Я не знаю, что он делал в ангаре после приземления, но точно не бежал ко мне со всех ног.

Это дало мне слишком много времени, чтобы зациклиться на своих мыслях и неуверенности, препарировать все приятные воспоминания: выходные, когда Джона прилетел через весь континент, чтобы сказать мне, что не может жить без меня; утро, когда он отважился отправиться через горы в метель и увез меня в тот домик на Рождество; все наши ранние утра, когда мы сплетались телами на простынях и делились нашими светлыми планами на будущее.