Дикий Роберт

Хезер нужно было гораздо больше времени, чтобы как следует всё обдумать, и до этого она не собиралась подпускать Роберта к папе на пушечный выстрел. Она представила, как говорит: «Папа, это Дикий Роберт. Я случайно вызвала его из могильного холма». А папа добродушно на неё посмотрит, не веря ни одному слову, и попытается скрыть улыбку. После чего Роберт разозлится и превратит папу в собаку. Она даже знала, что это будет за собака — один из тех худых доверчивых псов с коричневой шерстью и преданными глазами. Нет уж: она должна всё хорошенько обдумать, прежде чем позволит им встретиться.

— Последний раз я видела отца, когда он стоял на ступенях возле башни Уильяма Толлера, — честно ответила она.

Лицо Роберта просветлело.

— Старая смотровая башня! Как к ней теперь можно пройти?

— Через Длинную галерею, — сказала Хезер и повела его туда.

Длинная Галерея привела Роберта в восторг.

— Здесь почти ничего не изменилось! — воскликнул он, подходя к ряду освинцованных окон. — Даже парк отсюда выглядит не так странно! Я будто снова оказался дома. За исключением… — он махнул рукой на ряд портретов в толстых позолоченных рамах. — За исключением этих незнакомцев. Кто они все?

Хезер ухватилась за возможность его отвлечь и повела вдоль портретов, рассказывая обо всех изображённых на них людях, чьи имена могла вспомнить:

— Это леди Мэри Франсей. Я запомнила её, потому что она такая красивая. А этот епископ — Генри Толлер. А это Джеймс Толлер в завитом парике. А вон тот с ружьём — Эдвард Толлер-Франсей. Кажется, его убили на войне.

Всё время, пока она говорила, у Роберта с лица не сходило странное выражение, которое, как показалось Хезер, она понимает. Частично это была гордость, частично растерянность — та самая, с которой он недавно смотрел на замок. Хезер подумала, что ей тоже стало бы не по себе при виде стольких людей, появившихся в её семье уже после неё. Все они мало походили на Роберта. У некоторых, правда, тоже были тёмные глаза и светлые волосы, но такого смуглого лица с чуть раскосыми чертами не было ни у одного.

— Здесь ведь нет твоего портрета? — спросила Хезер, когда они прошли мимо Сэра Френсиса, склонившегося перед королевой Елизаветой. Странное выражение на лице Роберта уступило место ослепительной улыбке, которой Хезер почему-то не поверила. Она поняла, что вопрос снова его задел.

— Он и не мог бы здесь оказаться, — ответил Роберт. — Вообще-то, сам портрет у меня был, но полагаю, его сожгли, когда меня… когда меня устранили. Леди, на которой женился мой брат, была ревностной пуританкой и ненавидела меня за то, что я использую магию, — его ослепительная улыбка стала ещё шире. — Кстати, она была из Франсеев.

И явно желая сменить тему, он круто развернулся и указал на галерею поменьше:

— А вот ещё одна комната с портретами, которую я не припомню.

— Это зал Кровной Вражды, — сказала Хезер, тоже радуясь возможности сменить тему. — Там висят портреты всех Франсеев и Толлеров, которые враждовали между собой двести лет назад.

Услышав это, Роберт обхватил себя руками и расхохотался. Он хохотал, запрокинув голову, пока его смех не пошёл гулять эхом по всей Длинной галерее.

— О, это же замечательно! Я наложил на них проклятие, из-за которого Франсеи должны были ненавидеть Толлеров, чтобы отомстить жене моего брата. И оно подействовало! Подействовало! А из-за чего они ссорились?

— Тихо, — шикнула на него Хезер. — Понятия не имею. Я только знаю, что у них были дуэли, судебные иски и тому подобное на протяжении ста лет.

Роберт повернулся к ней с выражением, которое бывает у человека, когда он задумал большую каверзу.

— Так давай узнаем, — произнёс он и вытянул перед собой руку.

Хезер сама удивилась, когда её «Нет!» получилось таким же строгим, как у мамы.

Но было уже поздно.

5

Привычная реальность качнулась у неё перед глазами, сменившись тем, что находилось под ней. Спустя мгновение стёкла, закрывавшие портреты в зале Кровной Вражды, стали распахиваться, как окна. Первым из своей рамы высунулся мужчина в судейском парике.

— Чтоб мне ослепнуть! — воскликнул он, и его худое жестокое лицо перекосилось от отвращения. — Да здесь полно вонючих Франсеев!

Огромная толстая герцогиня с портрета напротив пришла в ярость.

— А ты брал взятки, Джордж Толлер! — взвизгнула она, потрясая розовым кулаком в бриллиантовых перстнях. — Ни один судья не был так жаден и не повесил больше бедных душ, которые не могли заплатить!

Тут люди с остальных портретов тоже перегнулись через рамы и стали выкрикивать оскорбления.

«Напивался с самого утра!» — вопил кто-то под ухом у Хезер, а человек рядом с Робертом завывал: «А вы, мадам, рядитесь, как девочка — и это в ваши-то годы!»

Роберт склонил голову набок, пытаясь выяснить причину такой взаимной ненависти, но в царившем вокруг гвалте это было практически невозможно.

Тем временем толстая герцогиня так разбушевалась, что перевалила раздутую ногу через край рамы, готовясь выбраться целиком и вцепиться в судью Джорджа Толлера. Как раз в этот момент в другом конце зала Кровной Вражды появилась мама, ведя за собой толпу туристов.