Династия

   -- Нет, нет... Мое воображение ни при чем тут. Это факт. И ты знаешь, что правда. Почему с другими женщинами,-- тоже красивыми,-- не бывает этого? По крайней мере, в такой степени? Потому что каждый угадывает твою чувственность. Это и привлекает к тебе всякого.

   -- В твоем воображении.

   -- Не дразни меня. Плохо будет.

   -- Опять? Господи... Арсений! Да проследи всю мою жизнь с тобою. С первого дня. Был ли хоть крошечный повод к подозрению?

   -- Поводов, может, и не было. Не знаю. Они, может, и воображались мною. Но почва для них была, есть и будет. Возделанная, глубокая...

   -- Какая? Какая, спрашиваю я у тебя!

   -- Не будешь ли ты уверять, что вышла за меня по пламенной любви?

   -- Ах, вот что. Но и ты же не по любви женился? Всего два-три раза видел меня до того. Не было времени воспламениться. Женился оттого, что нашел подходящей для себя партией. А я же не подозреваю тебя ни в каких мерзостях? Я не говорю, что выходила по любви. Мама тяготилась мною, оставляла в тени, хотела спихнуть с рук скорее. Ей самой еще жить хотелось... а тут я, живая улика ее возраста. Я ей мешала. Меня держали в черном теле, тяжело было. Ты заговорил по-человечески, и я тому была рада. Но после... разве после я не любила тебя?

   -- О, как ты всегда хорошо скрывала это!

   -- Ты несправедлив. В чем я не уступала тебе? В чем отказала за эти десять лет? Даже прихоти твои, даже...

   -- Не хочешь ли ты напомнить, что вот и дом этот, в котором я, изверг, терзаю тебя, невинную жертву, даже и он возведен на средства жертвы?

   -- Стыдись, Арсений. Дом возведен для детей наших. Они не только твои, а и мои дети. Я не о доме. Я хотела сказать... что и всячески старалась украсить нашу жизнь... Сделать ее теплее, сердечнее. Скрыть от всех все, что портит ее. Я иду на все уступки. На все решительно. От пустяков до крупного. Ты не хотел, чтобы я играла и пела...

   -- О-о? Еще что? Еще какая жертва возложена тобою на алтарь семьи?

   -- Не о жертвах речь, об уступчивости. Тебе неприятно было, что я пою и играю...

   -- Еще бы. Какому мужу приятно, если жена его завывает с любым встречным лоботрясом: "Так и рвутся уста навстречу дрожащим устам"?

   -- Ничего подобного я не завывала.

   -- А твоя игра в четыре руки с Химичевым?

   -- Он серьезный музыкант. И никогда не относился ко мне, как к женщине.

   -- Не верю я в вашу серьезную музыку.

   -- Пусть так. Ты не хотел, чтобы я играла? Я подчинилась. Сколько лет не прикасаюсь к клавишам. А я любила играть, Арсений.

   -- Умилен столь тяжкой жертвой.

   -- Дальше...

   -- Есть и дальше?

   -- Есть. Много есть. Тебе неприятно было, что я танцую.

   -- Еще бы. Обниматься на моих глазах со всяким болваном!

   -- Но это принято во всем мире! Ну, дело не в том. Я с удовольствием плясала... Но оставила и танцы. Навсегда. Нигде не танцую. Не выезжаю никуда, где надо быть декольтированной. В самую большую жару не надену ничего прозрачного. Мы живем, как в монастыре. Никто чужой не бывает у нас, и все-таки ты недоволен?

   -- Я же говорю: тиран, деспот, изверг, злодей. Отелло... Есть и еще продолжение?

   -- О, есть. Я с мелочей начала. Ты отстранил меня от детей. Как ни больно было, я подчинилась. Заметь: подчинилась, хотя не разделяю твоих взглядов на воспитание. По-моему, ласку, нежность ничто не заменит для ребенка, я сама выросла без этого. Знаю, как больно. Но ты захотел, и дети не у меня, а у Артура. Как я не люблю этого человека. Он словно отнял у меня самое дорогое. Точно, обсчитал меня в чем-то. С наслаждением вышвырнула бы его из нашего дома. Чтобы не выламывать души моим детям. А ты...

   -- Ксенаша... довольно!

   -- Нет, мало. Еще не все, еще мало. Ты поступаешь со мной, как с последней тварью. И это -- единственный близкий мне человек? Отец моих детей... Мой муж, так сказать, защитник.

   -- Остановись. Будет. Мне больно. Я не могу больше.

   -- А мне не больно? И я не могу больше. Не могу терпеть молча. За что я должна переносить такие унижения? Где бы мы ни были, кто бы у нас ни был, я вечно как на иголках. Не уверена в себе. То ли я говорю, то ли делаю? Не показалось бы тебе что подозрительным. Я не знаю, куда смотреть, потому что ты следишь за моим взглядом. Не знаю, отвечать ли, когда со мной заговаривают. Ведь потом за каждое слово, за каждый случайный вздох, за взгляд -- придется держать ответ, выносить сцены. Я одичала, стала бояться людей. Мне уже в тягость общество. Наконец...

   -- Но, Ксенаша, голубка... Ну, умоляю тебя, пощади. Не надо остальных "дальше". Их можно насчитать много, я признаю. Но надо же снисходить к...

   -- А разве я не снисхожу? Не стараюсь все понять, все сгладить?