Парадоксальная ситуация, связанная, с одной стороны, с потерями влаги, а с другой — с теплопотерями, заставляет современных рукокрылых быть активными в ночное — более прохладное время, когда они защищены от солнечных лучей, испаряющих с их крыльев влагу, и могут играть с птицами на равных (даже превосходить пернатых конкурентов). При этом та же кожистая мембрана делает для них активность в холодном климате или в холодные сезоны невозможной.
Среди птерозавров также имелись виды, ведшие именно ночной образ жизни. Видимо, ночным животным был вышеназванный птеродаустро, во всяком случае, глаза его, насколько можно сегодня судить, были приспособлены к тому, чтобы смотреть на ночной мир. Не думаю, однако, что они как-то страдали от дневного света: птерозавры, как я писал, отличались отменной пушистостью, и их мембраны тоже, скорее всего, были хорошо защищены от испарения и перегрева (у тех видов, для которых это было актуально). Дело, мне кажется, вот еще в чем: вода — среда намного более вязкая в сравнении с воздухом, а мембраны крыльев далеко не так жестки, как имеющие жесткий стержень перья птиц, при попытках освоения жизни в воде они бы просто чаще повреждались. Это не отменяет того, что и сегодня некоторые рукокрылые вполне себе могут плавать на своем непрофессиональном уровне: одно дело проплыть несколько метров или даже стартовать с водной поверхности, и совсем другое — пытаться гнаться в воде за добычей.
О парусниках мезозоя и проблемах пола
У птерозавров, впрочем, перед птицами могло быть одно преимущество в освоении роли мореплавателей. У поздних птерозавров на голове часто встречаются огромные гребни и выросты оригинальной наружности. Одни из наиболее причудливых — у тапейяриды (
Робот, созданный по подобию современного альбатроса (с добавлением паруса), показал, что в принципе эта схема — сочетание крыльев и динамического парения и паруса — может работать[112]
. Причем создатели робота не ставили перед собой задачи проверить, как именно могли передвигаться древние птерозавры. Они экспериментировали именно с конструкцией современного альбатроса. Так что результат можно считать независимой проверкой гипотезы. Конечно, «парусного альбатроса» испытывали при умеренно ветреной погоде: при сильных порывах ветра гребень-парус мог не столько помогать, сколько мешать, но если уж такая штука имелась на голове, грех ее было не использовать. Все-таки при всей их успешности тапейяриды и никтозавры были больше исключениями, чем правилом, скорее всего, проблем их «головные уборы» создавали все-таки не меньше, чем давали преимуществ. Сегодня мы не встречаем подобного ни у одной группы животных, но это, как я неоднократно говорил, не аргумент. Если чего-то не существует сегодня, это не значит, что такого в принципе не могло быть. Разумеется, выросты на голове могли быть и чем-то наподобие «рекламной вывески»: проявлением полового диморфизма, украшением, предназначенным для привлечения представителей противоположного пола. Для тапейяр установлено, что у представителей одного пола внушительные головные украшения могли и отсутствовать (если разница не была обусловлена возрастными или популяционными изменениями). Но опять же это не исключает его практического применения.Половой отбор может вести не только к образованию чего-то ненужного, но и к исчезновению чего-то умеренно нужного у представителя одного из полов (если без этого умеренно нужного все же можно обойтись), и вообще часто работает с вещами действительно полезными. И рога оленей, и шпоры утконосов, и бивни слонов в принципе полезны. Тем не менее у самок они отсутствуют.