«Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения

Прежде всего в стране было создано ведомство военной экономики. Взято под контроль распределение всего продовольствия. Разрешалось выдавать только двести граммов мяса в неделю и одно яйцо в месяц на человека. Также начали нормировать шерстяные, кожевенные товары и одежду. Это же ведомство национализировало коров, телят и свиней у крестьян и распределяло домашнюю птицу и яйца в соответствии с общими потребностями. Граждане Швейцарии должны были представлять в управление военной экономики отчет об урожае со своей земли и по его указанию отправлять продукты на определенные рынки. Правда, существовал своего рода черный рынок, но пользоваться им было довольно опасно и для продавца, и для покупателя. Знаменитого женевского портного оштрафовали на тридцать тысяч франков за то, что он сшил несколько костюмов без карточек из материалов, привезенных им еще до войны. Отделаться от неприятностей он смог, только закрыв свою мастерскую, существовавшую тридцать лет.

Народ Швейцарии молча и без всяких жалоб в течение шести лет переносил этот режим, сознавая, что только благодаря мерам, принятым властями, он не остался совершенно голодным и раздетым. Все граждане на основе полного равенства и с учетом потребностей получали необходимые для их жизни калории. Кроме того, всему народу было известно, что руководители военной экономики проявили проницательность, создав начиная с 1938 года не только запасы продовольственных товаров и напитков, но и десятилетние запасы сырьевых товаров, необходимых для промышленного производства и армии… Руководство их страны было действительно гениальным, оно привело в недоумение все европейские народы, как участвовавшие, так и не участвовавшие в войне. Однако, несмотря на это, я должен признаться, что мои знакомые еще со времени прошлой войны швейцарцы были очень далеки от того, чтобы беспрекословно повиноваться властям. Каждый житель кантона или коммуны обязательно находил причины недовольства своим руководством. Брюзжание этих граждан доходило до Совета Швейцарской конфедерации. Один из председателей конфедерации по фамилии Гофман сделал заявление, в котором призывал союзников вступить в переговоры с Германией. В ответ на это все латинские области Швейцарии, то есть население французского и итальянского происхождения, выступили с уличными демонстрациями протеста; поднялся страшный шум, словом, беднягу Гофмана вынудили уйти в отставку.

Я вспоминаю, что когда началась большевистская революция в России, то в Швейцарии произошла всеобщая забастовка, длившаяся несколько недель. Санаторий, в котором я лечился, был заполнен польской аристократией, и мы там каждый миг ожидали «коммунистических козней». В связи с этим произошел довольно забавный случай.

Один молодрй польский аристократ, как обычно, вечерком вышел поразвлечься. Возвращаясь поздно ночью, он неожиданно для себя нашел закрытым окно нижнего этажа, которое должен был открыть ему его товариц, живущий там. Молодой гуляка, будучи сильно подвыпившим, разгневался, разбил стекло, словом, произвел большой шум. Все больные вскочили с постелей, высыпали в коридор и завопили: «Большевики пришли!»

По правде говоря, всеобщая забастовка в Швейцарии была действительно связана с революцией в России. Руководитель швейцарской забастовки, лидер социалистической партии господин Гримм дружил с Лениным. Когда тот переезжал из Швейцарии в Россию, Гримм сопровождал его до Риги. Как только Гримм возвратился обратно, разразилась эта забастовка. Все знали, что жена Гримма – русская и, кроме того, марксистка. Это обстоятельство являлось одной из причин, заставлявших нас побаиваться швейцарского социалистического лидера. Однако, когда через двадцать лет мне пришлось познакомиться с ним, я понял, насколько напрасными были мои опасения.

Гримм все еще был лидером социалистической партии Швейцарии, но по своему образу жизни и даже по мировоззрению он ничем не отличался от любого мелкого буржуа Берна. Однажды мы ужинали с Гриммом и первым министром-социалистом Швейцарии месье Нобсом, ставшим впоследствии президентом конфедерации, и я имел возможность убедиться, что и Гримм, и Нобс живут сейчас своей жизнью и являются «пресными» социалистами. Вместе с тем они сохраняют верность принципам II Интернационала. Нобс, даже будучи министром финансов, не принял участия в торжественной клятве своего правительства, когда председатель парламента произнес традиционные слова присяги: «Во имя бога и родины…» Как социалист, он, конечно, был атеистом и интернационалистом.

Несмотря на это, господин Нобс во время пятилетнего пребывания на посту министра входил в коалиционный кабинет, состоящий из католиков, либералов, радикалов. Он исполнял свои обязанности, не вступая со своими коллегами ни в какие идеологические разногласия и именно потому, что служба стране была превыше всего для политического деятеля Швейцарии.