Читаем «Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения полностью

Однако в те времена швейцарские политические круги думали иначе. Возможно, что приход генерала де Голля к единоличному руководству временным правительством в Алжире беспокоил многих дипломатов. Де Голль был оригинальным человеком в полном смысле слова, и его действия не соответствовали никаким дипломатическим традициям.

* * *

К концу 1943 года воздушные налеты англосаксов на Германию и Италию еще более участились. Неизвестно, на какой высоте над нашими головами почти каждую ночь пролетали эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, так называемые летающие крепости. Они шли издалека с каким-то волнующим рокотом. Случалось, что некоторые из них, сбившись с курса, летали на бреющем полете в небе Швейцарии, а некоторые даже сбрасывали свои бомбы на ее землю. Тогда мы просыпались в своих постелях от воя сирен и слушали разноголосые залпы зенитных орудий. Какими привычными для меня и моей жены стали эти звуки… Однако каждый раз учащенно бились наши сердца: мы чувствовали, каких страшных размеров и веса были эти бомбы. Бомбы, когда-то летевшие на Голландию, не шли даже в сравнение с ними. В газетах и иллюстрированных журналах мы читали подробности о воздушных налетах, превосходящие всякие сказки. Мы рассматривали фотографии и узнавали, что с землей сравняли целые районы Германии. А когда к этим сведениям кое-что добавляло и наше воображение, летающие крепости принимали еще более огромные размеры. Казалось, это катастрофа мира, описанная в знаменитом романе Уэллса «Борьба миров».

Поэтому, когда мы однажды познакомились с одним из этих летчиков, нас охватило изумление. Это был офицер английской авиации, по внешнему виду самый обычный человек лет тридцати, скромный и застенчивый. Несмотря на то что он был ветеран, в чине полковника, он мало чем отличался от неопытного юнца, только что окончившего лицей. Когда мы спрашивали его, сколько полетов он совершил над Германией, сколько уничтожил деревень и городов, он смущался, как провинившийся мальчишка, краснел и отвечал кратко, желая быстрее отделаться от разговора. Этот офицер авиации был влюблен в классическую музыку и из композиторов-классиков предпочитал Бетховена и Вагнера. Мы как-то его спросили, не чувствовал ли он угрызения совести, когда сбрасывал десятки бомб на родину этих гениев.

– Угрызения совести? Отчего? – спросил он. – Мое дело было нажимать пальцем на кнопку, как только на циферблате точных приборов передо мной показывались заранее определенные градусы долгот и широт. Что происходило внизу, я не видел и не слышал. Расстояния в тысячи миль я покрывал в темноте, по указаниям стрелок на приборах. – А затем он добавлял с детской улыбкой: – В полетах я все время слушал симфонии Бетховена.

– Как вы сказали?

– Да, я не забывал брать в каждый свой полет проигрыватель с пластинками. Там, наверху, самая большая беда – тишина и скука.

Сейчас не могу припомнить, при каких обстоятельствах наш английский полковник был сбит, попал в плен к итальянцам и избавился от своей скуки. Оттуда, после разных приключений, он сбежал и прибыл в Швейцарию.

Я полагаю, что к концу войны сотни бежавших из плена военнослужащих союзных армий провели в Швейцарии самый приятный в их жизни отпускной период; швейцарцы, хотя и под военным надзором, размещали их летом на берегах озер, а зимой в горах, в прекрасных отелях. Они предоставили пленным все возможности для занятий спортом и полную свободу общения с местными жителями и иностранцами. Бывало, целыми ночами пленные пили и развлекались в барах и ресторанах. Правда, суточные англичан не позволяли им роскошествовать, но зато канадцы и американцы могли себе позволить все! Кстати, эти последние благодаря своим деньгам пользовались более благоустроенными отелями. Несчастные англичане выглядели бедными родственниками, терпеть не могли американцев и с завистью смотрели на канадцев. Очевидно, раздоры между двумя континентами, продолжающиеся до сего времени, начались еще с тех пор.

Вслед за пленными англосаксами в Швейцарии стали искать убежища и русские военнопленные. Во время разгрома фашистской Италии бегство военнопленных союзных армий в Швейцарию приняло массовый характер. Словно рухнула стена огромной тюрьмы, и все узники высыпали из нее. Ладно уж, если бы потоки беженцев на землю федеральной Швейцарии состояли из одних только военнопленных! Но наступил период, когда среди них можно было заметить и множество гражданских лиц. Туда бежали испуганные гражданской войной, начавшейся в Италии, старики, женщины и дети. В этом маленьком краю свободы искали «жизненное пространство» даже монархисты и фашисты, спасаясь от наказания. Небезызвестная дочь Муссолини после расстрела мужа несколько раз пыталась проникнуть сюда из пограничного села. Вероятно, и сам Муссолини при первой возможности попытался бы сделать то же самое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное