Диссидент-2: Слово и дело

Моя «Сказка» могла вывести группу Савы практически в космос – по советским меркам, разумеется. Впрочем, он был реалистом, но рассчитывал остаться в истории как первый исполнитель этой песни, коммерческий потенциал которой распробовал ещё в первый раз. То, что потом «Сказка» уйдет в «Смеричку» или к Ротару – что ж, бывали неприятности и похуже. Но никто не смог бы запретить им играть эту песню всегда и везде и получать приглашения на разные концерты только из-за раскрученного хита – а это деньги и та самая слава, которой Саве так не хватало.

И вот теперь вся эта стройная конструкция будущего, которую он уже распланировал на несколько лет, разваливалась на глазах из-за упёртости и твердолобости местных комсомольцев. И мне надо было выручать приятеля, ведь «Сказка» была частью сделки, благодаря которой я играл в этой чертовой художественной самодеятельности не в одно рыло.

Узнав всё это, я попенял себе за забывчивость – в будущем про страшную советскую цензуру не вспоминал только ленивый, – а потом похвалил, что не поддался настроению, не ушёл из КГБ и не начал собирать свою группу. Иначе сейчас бы пел по ресторанам залитованную до синевы «Свадьбу». А это было не совсем то, о чем я мечтал в жизни.

– Сав, отставить портвейн, – я решительно убрал бутылку в холодильник. – Во всяком случае, на сейчас. Если всё получится, тогда и выпьем. Или что получше найдем, у вас тут хорошие магазины. Заявка у тебя с собой?

***

Идти прямиком в обком комсомола и давить на несчастных комсомольцев авторитетом и удостоверением сотрудника КГБ – самое глупое, что можно придумать в данной ситуации. Поэтому я потащил Саву в соседнее здание, где располагался обком партии. Уточнив у вахтера, что товарищ Макухин всё ещё обитает на третьем этаже и находится на месте, я решительно двинулся знакомым маршрутом.

– Ты уверен, что надо так? – спросил Сава перед самой дверью заведующего отделом науки и будущего секретаря по идеологии.

– Убежден, – как можно тверже ответил я, хотя внутри меня разрывало от противоречия.

Мне дико не хотелось оказываться в долгу перед Макухиным, но я надеялся, что тот по природному добродушию этот долг никогда не востребует. В принципе, у меня были все основания для этого.

– Товарищ Маку... он занят! – секретарша не успела выбежать из-за своего массивного стола, а потому я спокойно открыл дверь и вошел в начальственный кабинет.

Саву я оставил в приемной – прикрывать себя с тыла от разъяренной фурии.

– Что такое? – раздался недовольный голос Макухина. – Лида, я же говорил, что у меня... а, Виктор! Ты по делу или как? У нас тут с товарищем Козыревым важный разговор...

Секретаря обкома по идеологии, который уже больше месяца сидел на чемоданах и готовился к отъезду в Полтаву, я знал – не лично, конечно, а как и других представителей сумских властей, которые могли повлиять на мою жизнь и судьбу. Но их с Макухиным важный разговор меня точно не касался, а вот присутствие в одном кабинете сразу двух специалистов по идеологии – бывшего и будущего – могло серьезно облегчить мою задачу. Во всяком случае, находясь на расстоянии вытянутой руки, они не смогут долго отфутболивать меня друг к другу.

– Иван, а так даже лучше! – воскликнул я, протягивая руку.

Деваться им было некуда – мы обменялись рукопожатиями. Козырев даже представился.

– Так что случилось? – нетерпеливо спросил Макухин.

– Да вот такое дело. У молодых талантливых авторов в обкоме комсомола песню завернули, – нажаловался я и выдал им заявку с текстом.

Сначала записку изучил Макухин, потом он подвинул листок Козыреву, который её прочитал, шевеля губами. Потом они посмотрели друг на друга, и я поспешил вмешаться, пока они не уверовали в непогрешимость комсомольцев.

– Вообще никакой крамолы, сам лично проверял! – сказал я.

– Хм... – Козырев снова подвинул к себе листок. – А что им тогда не понравилось?

– Вот это сравнение, – я бесцеремонно подошел к нему и ткнул пальцем в последнюю строчку. – Хотя это всего лишь литературный оборот, они даже у Шолохова и Симонова есть.

Я, разумеется, не знал, были ли у этих писателей связанные с храмом сравнения, и память «моего» Орехова тут пасовала, но я был уверен, что хоть какие-то «литературные обороты» можно найти даже в книгах из школьной программы. Поэтому старался говорить как можно тверже, не допуская ни одной трещины, в которое могло вклиниться начальственное сомнение.

– Действительно, – на этот раз листок подтянул к себе Макухин. – У нас тут в городе пять церквей, две действующие, а уж по области... И заворачивать хороший текст из-за такой малости? Перестраховываются они, перестраховываются.

Он неодобрительно покачал головой.