Диссидент-2: Слово и дело

Несмотря на положительную – в целом – реакцию с его стороны, я видел, что Макухин тоже перестраховывается и скидывает окончательное решение на более старшего по должности товарища. Мне, в принципе, было всё равно, кто из них завизирует заявку Савы, но Козырев устраивал всех. Если дело дойдет до разбирательств – а это если и случится, то очень не скоро, – ему будет всё равно в своей Полтаве, там как с Дона – выдачи нет, а жалобу из Сум сразу же выкинут в мусорное ведро. Макухин же в этом случае может делать круглые глаза и кивать на предшественника, а мы с Савой вообще просто рядом стояли.

Козырев всё это тоже понимал, но не торопился, набивая себе цену.

– А что, хорошая песня? – спросил он.

– Отличная, – я улыбнулся.

– Иван, а ты что скажешь? – Козырев повернулся к своему будущему наследнику.

Тот понял его вопрос правильно.

– Виктора я знаю, – небольшое преувеличение не помешает. – Он в нашем управлении КГБ служит, заместитель Трофима Павловича. Временный, прислали на укрепление из Москвы, но товарищ Чепак о нём отзывался хорошо. Так что, думаю, мы можем ему поверить.

Это был сильный ход – упомянуть мою должность. Возможно, Козырев и так знал, кто я такой, но упоминание КГБ в контексте цензурных разбирательств было явно нелишним.

– Ах, вот в чем дело... что ж, думаю, можно пойти навстречу молодежи, – сказал 58-летний «старик», ровесник того самого Чепака. – Хотя... а кто автор этого?..

Он потряс листочком и внимательно посмотрел на меня. Я скромно потупился.

– Не хотелось бы этого афишировать... – тихо, как заговорщик, сказал я. – Но эту песню написал я.

***

После моего признания Козырев тут же подмахнул заявку, и я, под заверения обкомовских товарищей, что они никому и никогда и вообще могила, поспешил в приемную, выручать Саву из плена. Впрочем, он, кажется, неплохо провел время в общении с девушкой и расстроенным не выглядел. Но за мной пошел добровольно, а когда я ему продемонстрировал размашистую подпись в левом верхнем углу заявки – просиял, как начищенный пятак.

– Ох, Витёк, не знал, что ты в такие кабинеты двери с ноги открываешь, – с легким восхищением в голосе сказал он.

– А я и не открываю, – улыбнулся я. – Всё дело в моём природном обаянии и знакомствах с нужными людьми. Остальное – всего лишь следствие. Кого-то другого они бы пинками выгнали – и были бы в своём праве. Тут, – я указал большим пальцем за спину, на здание обкома, – панибратства не терпят. Только работа, только строительство коммунизма. Всё, забирай свою заявку и дуй к комсомольцам.

– А к ним-то зачем? – недоуменно спросил он.

– Чтобы порядок был и правила соблюдались. Они тебе отказали, старшие товарищи их поправили, теперь они должны выполнить свою работу и поставить свою подпись. А то представь – концерт, ты начинаешь петь «Сказку», а тут на сцену выбегает комсомолец и кричит: немедленно прекратите нарушать безобразия, мы ничего не утверждали! Не думаю, что это понравится зрителям. Да и тебе самому будет неприятно. Тарас Николаевич потом по головке не погладит.

Сава, конечно, согласился – и мы расстались. Он пошел в обком комсомола, а я оказался на перепутье.

***

Полторы недели с момента возвращения из Лепеля я откладывал то, что должен был сделать в первый же вечер – дойти до матери Виктора Орехова и предъявить ей фотографию Виктора Гинзбурга. Вернее, я у неё уже был дважды, но оба этих визита проходили по одному и тому, годами наработанному сценарию, который достался мне от «моего» Виктора. Фото я носил с собой, но вытащить его из кармана и положить перед измученной жизнью женщиной было выше моих сил.

Сегодняшний день был ничем не лучше любого другого, и я снова задумался о том, что надо бы покончить с этой обязательной программой, всё выяснить и действовать дальше, но ноги сами понесли меня в направлении улицы Кирова. В управление я заходить не стал – уже вечер, все разошлись по домам, – а пошел сразу к себе.

Будь я чуть более задумчивым, то не заметил бы, что дверь в квартиру закрыта не до конца. Будь я чуть более рассеянным, то решил бы, что это я сам не закрыл её, когда уходил вместе с Савой решать проблему со «Сказкой». Но я уже отошел от тяжелых дум, на память не жаловался, а дверь всегда запирал на полные два оборота – от взлома это, конечно, не спасло бы, но какое-нибудь хулиганьё проникнуть ко мне не смогло.

Я отступил чуть назад и нажал кнопку звонка у квартиры напротив – там жила одна старушка, и я был уверен, что сейчас она была дома. Моя уверенность сработала – после небольшой задержки дверь открылась, а в щель высунулась голова соседки.

Я сунул ей под нос своё удостоверение и прошептал.

– Позвонить можно?

– Можно, дорогой, – тоже тихо ответила она. – А от себя?..

– От себя – не могу, – кратко объяснил я.