— И кто это был?
— Мой парень.
— Парень?! То есть это означает, что я наконец-то с ним познакомлюсь?
Она улыбается.
— Да, и увидишь, почему я сразу же согласилась с ним встречаться, когда он предложил стать его девушкой на прошлой неделе.
Подруга распахивает дверь, и колокольчик чуть было не слетает с петли.
— Привет, детка. — Только что вошедший парень обнимает ее, а потом она немного отходит в сторону для того, чтобы нас представить.
— Кайман, это Генри. Генри, это Кайман.
Ну не знаю, может быть, я недостаточно внимательно смотрю, но точно
— Как жизнь, чувиха? — спрашивает он. Серьезно? Он действительно это сказал?
— Эм… терпимо?
Скай одаривает меня ослепительной улыбкой, которая заявляет: «Видишь, я так и знала, что он тебе понравится». Девушка может найти положительные качества даже в уличной крысе, но, увы, в нем я их не нахожу. Скай очень красивая, но не в общепринятом стандарте красоты. Фактически, все прохожие застывают, ошеломленные ее взъерошенными блондинистыми волосами с розовыми прядками, пирсингом на подбородке и безумной одеждой, и уж только потом замечают ее пронзительные голубые глаза и великолепную фигуру.
Генри расхаживает по магазину, рассматривая кукол.
— Вау, кайфово.
— Знаю, их количество сначала сбивает с толку.
Я осматриваюсь. Да, это действительно сначала сбивает с толку. Куклы занимают каждый сантиметр стены, напоминая взрыв из цветовых оттенков и эмоций. Все они смотрят на нас. Не только стены, но и все пространство на полу состоит из лабиринта столов, колыбелек и колясок, тоже переполненных куклами. В случае пожара нет ни единого шанса выбраться отсюда. Пришлось бы распихивать младенцев, чтобы добраться до двери.
Генри подходит к кукле, облаченной в шотландский килт.
— Айслин, — читает он надпись на карточке. — У меня есть такой же прикид. Мне следует приобрести эту куклу, и мы отправимся в совместный тур.
— Играешь на волынке? — интересуюсь я.
Он строит гримасу.
— Не-а, я гитарист из «Красти Тодс»[1]
.Ах, вот она! Причина, по которой Скай с ним встречается. Она питает слабость к музыкантам. Но, думаю, она может найти кого-нибудь получше, чем парень, послуживший источником вдохновения для названия собственной группы.
— Дай[2]
, пошли?— Да.
— Еще увидимся, Кайвман[3]
, — говорит он с хохотом так, будто бы заготовил это предложение сразу после нашего знакомства.Мне уже не нужно спрашивать про «Дай». Он точно один из тех парней, которые постоянно дают совершенно дурацкие прозвища.
— Пока, —
Моя мама заходит через служебный вход как раз тогда, когда они выходят через переднюю дверь. Она несет два бумажных пакета с продуктами.
— Кайман, там еще несколько сумок, не могла бы ты их принести? — Она направляется прямиком к лестнице.
— Ты хочешь, чтобы я оставила магазин без присмотра? — Вопрос звучит глупо, но она сама всегда настаивает, что я не должна покидать прилавок хотя бы на минуту. Во-первых, все куклы очень дорогие, и нас ждут огромные проблемы, если любую из них украдут. А у нас нет ни видеонаблюдения, ни сигнализации. Это слишком дорого. Во-вторых, мама всегда печется о клиенте. Если кто-нибудь входит, я обязана сразу же его поприветствовать.
— Да, пожалуйста, — произносит она, задыхаясь. У моей мамы, королевы йоги, одышка? Она что, пробежала несколько километров?
— Хорошо. — Я бросаю взгляд на входную дверь, убеждаясь, что покупателей нет, потом выхожу через служебный вход и забираю оставшиеся сумки. Поднимаясь по лестнице, я перешагиваю через пакеты, которые принесла мама, и ставлю свои на стойку в нашей кукольного размера кухне. Да, это основная тема нашей жизни. Куклы. Мы их продаем. Мы живем в их доме… или, точнее, в таком же по размеру доме: три крошечные комнаты, одна ванна и крошечная кухня. Уверена, размер нашего дома — это единственная причина, по которой мы с мамой так близки.
Я выглядываю из-за стены и вижу маму, лежащую на диване.
— Мам, ты в порядке?
Она немного приподнимается, но не встает.
— Я просто устала. Слишком рано проснулась.
Я начинаю разбирать продукты: кладу мясо и замороженный яблочный сок в морозильник. Как-то я узнала, что мама никогда не покупает сок в бутылках потому, что он очень дорогой. Мне было шесть. Это был первый раз, когда я поняла, насколько мы бедны. И впоследствии еще не раз в этом убеждалась.
— Нет, дорогая, не разбирай сумки. Я займусь этим через минуту. Может, лучше ты вернешься в магазин?
— Конечно.