Дитя примирения

— Ведь ты считаешь, что я была не права, не так ли? Ты считаешь, что я должна была ему все высказать. — Обойдя Дину, Синтия схватила полотенце. — Ладно, оставим. По-моему, тебе пора собирать вещи!

Она нервно протирала стойку, которую Дина только что натерла до блеска. Повернувшись, чтобы положить полотенце, Синтия увидела, что в кухне она одна.

Женщина оперлась о стойку, закрыла глаза, ей было стыдно за себя. Дело в том, что она никогда не позволяла себе серьезно задуматься о проблеме абортов. Синтия всегда была против, пока Джеймс не объяснил ей все со своей точки зрения. Тогда она стала «за» — ради Джеймса. Она решила закрыть глаза и уши, и не слушать никого, кроме мужа. Эта тема была слишком сложной и слишком чувствительной, чтобы ее обсуждать. И, в конце концов, разве главным не был личный выбор женщины?

Ведь все вокруг говорят именно так! Газеты, журналы, телевидение. Начиная с президента и заканчивая последним бездомным! Ей не хотелось серьезно задумываться об этом и глубоко вникать — потому что в это был вовлечен человек, которого она любила больше всего на свете. Ей было невыносимо думать, что Джеймс ошибается. Легче было просто идти за ним, чем пытаться направить его на другой путь. Ведь муж был убежден, что поступает правильно, — и Синтии не хотелось задавать ему лишние вопросы.

«О, Боже, почему я этого не сделала? Неужели я боялась, что он будет меньше любить меня?»

Все это время она видела только маленькую часть той боли, которую переносил Джеймс, избрав свой путь. Она никогда не догадывалась, насколько глубоки его мучения, не могла даже представить, какая битва идет у него внутри; что последние четыре года он живет под грузом стыда и отчаяния!

И вот это проклятие разрушилось три дня назад. Синтия никогда раньше не видела, чтобы ее муж так рыдал. Теперь его мысли и вся их жизнь повернулись на сто восемьдесят градусов. И снова Синтия просто следовала за ним, ничего не говоря, принимая новый курс.

Синтия прошла в гостиную и уселась подальше от окна, выходившего на задний двор. Ее грудь сдавило, она едва могла дышать. Может, если бы она что-то сказала в самом начале, если бы хоть как-то предупредила, то Джеймс был бы избавлен от всех страданий?! Может, ей просто надо было напомнить ему, зачем он так долго трудился, стараясь стать хорошим врачом? Она могла бы просто предложить Джеймсу подумать о других способах помощи женщинам с нежелательной беременностью — вместо убийства детей!

«О, Боже! О, Боже! Я в этом участвовала!»

Теперь слишком поздно. Им придется обоим жить с осознанием своего греха; Джеймсу — за его действия, ей — за свое бездействие и молчание.

Раздвижная стеклянная дверь распахнулась, дети влетели в дом и пронеслись через коридор в ванную. Тодд уже достаточно взрослый, чтобы справиться сам, но дочка звала на помощь Дину. Синтия была только рада этому. Хотелось сидеть здесь, в тишине гостиной, и зализывать раны, которые открывались все шире от каждой новой мысли.

— Дорогая?

Она попыталась улыбнуться мужу, но ее губы дрожали. Джеймс какое-то мгновение смотрел на нее. Синтия не выдержала его взгляда. Джеймс придвинул стул, сел перед ней и наклонился, сжав руки между колен.

— Ты жалеешь, что нам придется все это оставить?

Синтия осмотрела свою красиво обставленную гостиную.

От любой вещи, которую она здесь видела, можно с легкостью отказаться. Ее не волновало, что они лишатся членства в местном клубе, — им и так редко удавалось его посещать. Ее не волновало даже то, что им, вероятно, придется продать дом и переехать. Соседи здесь были не особенно дружелюбны. Может, в этом была и ее вина — ведь они жили в постоянном страхе, отгородившись металлической оградой. А может, это стыд заставлял их прятаться?

— Для меня это не имеет значения, — сказала Синтия. — Ведь это всего лишь вещи. — Для нее имел значение только Джеймс — Джеймс и дети. А она их всех подвела.

Синтия взглянула на мужа, ее мучила эта боль внутри. Она пыталась совладать с эмоциями, которые бурлили и, казалось, могли разорвать ее.

— Прости меня, Джеймс. Мне очень жаль.

Джеймс понял, что ее беспокоит; он любил ее за это еще больше.

— Ты ни в чем не виновата — я сам выбирал свой путь.

— Я виновата в том, что не говорила тебе о своих сомнениях. Я виновата в том, что не задавала тебе вопросы, которые, может, помогли бы тебе посмотреть на вещи по-другому. Я ведь знала, что ты страдаешь. — По ее щекам потекли слезы. — Я знала, но убедила себя в том, что не должна вмешиваться. — Она коснулась его щеки. — Знаешь, тебе даже не надо было говорить, в какие дни ты работал в клинике. Я понимала это по твоему подавленному настроению утром. И еще по тому, каким сердитым ты приходил домой и проводил весь вечер в своем кабинете, просматривая в нем истории болезни. Я думала, что мое молчание помогает тебе, — но я была неправа!

— Ты поступала так, потому что любишь меня.