Дитя примирения

— Да, я люблю тебя. Я очень тебя люблю, готова умереть за тебя! Так почему же я не могла любить тебя еще больше — чтобы быть с тобой честной?!

Джеймс смотрел на нее влажными от слез глазами.

— Я никогда не знал, что у тебя есть сомнения…

— Я боялась тебе сказать.

— Почему?

— Я не знаю. — Снова ложь! Она попыталась еще раз. — По тому, как ты говорил о Кэролайн, я понимала, что значила для тебя твоя сестра. Я не хотела, чтобы тебе было еще больнее. — Снова оправдание!.. Тогда она сделала еще одну попытку. — Наверное, все-таки истина в том, что я боялась, что это нас разлучит. — Вот это уже больнее! Сейчас она была ближе к правде.

— Мои родители не имели согласия по многим вопросам и постоянно скандалили. Когда-то я поклялась, что не буду жить, как они. — Даже это прозвучало для нее, как оправдание. — Да просто нет веской причины для того, чтобы не разбираться с проблемами! Я должна была тебе хоть что-то сказать! — Кто же, как не жена, должен включить желтый свет? Или, тем более, красный?

Джеймс сел рядом с ней, притянул ее к себе.

— Скорее всего, это ничего бы не изменило…

Услышать такое от человека, который пошел в медицинский университет именно в Сан-Франциско только потому, что ей всегда нравилось Западное побережье! От человека, который переехал в долину Милл именно потому, что Синтии не хотелось растить детей в городе! От человека, который купил этот дом только потому, что он понравился его жене?!

Нет, все-таки что-то изменилось бы!

Что-то точно бы изменилось!

* * *

Среди ночи Дина проснулась, ей нужно было в туалет. Взглянула на маленький будильник на тумбочке — он показывал два пятнадцать. Устало вздохнув, откинула покрывало и с усилием села. Она почувствовала, как шевельнулся ребенок, надавив ножками на мочевой пузырь. Наклонившись, Дина нащупала халат. Он лежал в ногах кровати — так, чтобы легко было достать. Накинула его и улыбаясь вышла из комнаты, поддерживая рукой живот.

Возвращаясь в спальню, Дина заметила свет, который пробивался из гостиной. Удивленная, она плотнее запахнула халат и пошла посмотреть, кто это не спит в столь поздний час.

В качалке, подогнув босые ноги, сидела Синтия. На ней была бело-розовая фланелевая ночнушка — она была больше похожа на двадцатилетнюю девушку, чем на женщину, которой далеко за тридцать. На молодую девушку, которую что-то очень сильно беспокоит…

— Как ты себя чувствуешь, Синтия?

— Это я должна у тебя спросить!

Дина положила руку на живот.

— Да вот, ребенок решил сплясать!

Синтия улыбнулась.

— Я помню! Под конец мой живот не пролезал под руль машины, когда мне надо было куда-нибудь ехать. — Ее лицо стало серьезным. — Я слышала, как ты встала. Надеялась, если ты не слишком устала, я смогу хоть немножко с тобой поговорить.

— С удовольствием!

Дина прошла в гостиную и уселась в кресло рядом с Синтией. Ее лицо было таким открытым и добрым, что все беспокойство Синтии сразу же улетучилось.

— Я не собиралась наезжать на тебя вчера вечером, — сказала она. — Сама не знаю, почему я начала защищаться…

— Я понимаю.

Синтия видела, что это действительно так.

— Мы с Джеймсом поговорили обо всем. Он не совсем понимает, что именно я чувствую. Для мужчин все — в белом и черном цвете, а оттенков серого они не различают. — Она горько улыбнулась. — А вот именно там я и жила все это время. В серой зоне.

— Иногда в этой зоне мы чувствуем себя безопаснее, — сказала Дина. Ведь она сама долгие месяцы не могла принять решение. Она бы рада была теперь думать, что поступала так, чтобы защитить своего ребенка, но это не так! Скорее всего, своим поведением она пыталась отрицать сам факт его существования. Ей просто тогда хотелось, чтобы этого ребенка не было.

— К сожалению, у жизни дурная привычка — время от времени тыкать нас носом в реальность, — тихо сказала Синтия. Дина это очень хорошо понимала. Но она также знала, что после неприятного пробуждения всегда наступает благословенный рассвет!

— Ты была права, Дина. Я действительно поддерживала Джеймса в его работе. Какое дурацкое слово — поддерживала… Да я помогала ему в этом! Он хочет теперь оправдать меня, но как бы мне ни хотелось ему позволить это — он не может. Бездействие — тоже действие, а молчание может говорить громче всяких слов. — На ее лице появилась бледная улыбка. — Банальная, но истина. Я просто хотела тебе это сказать прежде, чем ты от нас уедешь.

Дина наклонилась и взяла Синтию за руку.

— Я пришла сюда потому, что меня послал Бог, а ты открыла мне дверь. Я нуждалась в помощи, и ты меня впустила!

— Ты это уже однажды говорила, — сказала Синтия, трону тая ее заботой.

— И повторю это снова! Потому что другие не были ко мне так добры!

Этан. Декан Эбернати. И даже ее собственные родители…