Дитя примирения

«Боже, так кто же тогда неверующие? Эти люди пустили в свой дом незнакомку с улицы. А ведь Этан и декан Эбернати — верующие, спасенные! Так же, как мои мама с папой. Никто из нас не заслужил Твоего спасения, но Ты покрываешь нас своей благодатью и милостью! Но, Господи, что же будет с этими людьми, которых я теперь полюбила? Что же будете их детьми? О, Иисус, пожалуйста! Я молю тебя за них! Ты открыл им глаза, так открой же им и сердца, чтобы их имена были записаны в Книге жизни!»

— Мне было очень приятно твое общество, — сказала Синтия, пожимая Дине руку.

— Мы о многом не успели поговорить. Во всяком случае, не успели поговорить о важном. — О Христе. О Евангелии.

— Не поговорили, но я наблюдала за тобой.

— Я хочу, чтобы ты получила тот мир, который Бог дал мне.

— Я знаю. Но не думаю, что сейчас готова к этому. Вот Джеймс был готов. — Джеймс в самом деле был как нива, созревшая для жатвы. А ее колос еще не налился. — Ты заставила меня почувствовать голод и жажду, но я должна найти свой путь к источнику.

«Боже, да будет так!» Синтия убрала руку и откинулась на спинку кресла; Дина поняла, что разговор о духовном закончен.

— А что за молодой человек тебе звонил?

— Джо? Он чудесный друг!

— А ты уверена, что не больше, чем друг?

— Он близкий приятель моего бывшего жениха. Когда мои отношения с Этаном разорвались из-за… в общем, из-за трудных обстоятельств… Джо решил, что кто-то должен взять на себя ответственность за мою судьбу.

Синтия удивленно подняла брови.

— И для этого он проделал весь путь в Калифорнию?

— С тех самых пор, как я его встретила, он все время говорил, что собирается в университет Беркли. Считал, что это отличное место для испытания веры.

— Ну, в этом-то он, наверное, прав! Он собирается стать служителем?

— Я не знаю, — сказала Дина, слегка нахмурившись. — Я почему-то никогда не задавала Джо таких вопросов. — Все, что она знала о Джо, — что он всем сердцем любит Господа. Этого было достаточно, чтобы Дина с самого начала исполнилась к нему уважением и восхищением. Что же до всего остального, Джо не очень охотно делился своими мечтами и планами. Во всяком случае, не так охотно, как Этан…

Они проговорили еще около часа, в основном о детях, о том, как Синтия училась в колледже, и о ее мечтах стать дизайнером интерьеров. В конце концов, обеим захотелось спать. Они вместе пошли по коридору.

Синтия слегка коснулась руки Дины:

— Я буду по тебе скучать!

Дина обняла ее.

— Да благословит Бог тебя и твою семью!

Синтия смотрела, как за Диной закрывается дверь. Она почувствовала в сердце странную боль — боль одиночества…

* * *

— Что, дети заболели? — сквозь сон спросил Джеймс, когда Синтия забралась обратно в постель.

— Да нет, Дина вставала в туалет. Я просто решила с ней немножко побеседовать.

— М-м-м… хорошо.

— Прости, что тебя разбудила.

Через две минуты Джеймс снова храпел. Синтия свернулась клубочком на своей половине кровати и подоткнула одеяло. Врачи учатся быстро засыпать, когда только им предоставляется возможность.

«Да благословит Бог тебя и твою семью!» Может быть, благословения такой девушки, как Дина, достаточно, чтобы смягчить чувство вины? По крайней мере, Синтия на это надеялась — ее собственной веры было недостаточно.

Синтия Уайатт закрыла глаза и заставила себя заснуть…

Эви молча сидела в кресле рядом с раздвижной дверью в комнате Глэдис. Она была напряжена, сердце билось часто. Дверь распахнута; в комнату влетает теплый бриз, принося с собой аромат соснового леса и птичий щебет. Но приятная атмосфера не могла успокоить ее возмущенный дух.

Вирджиния Хард, Дорис Фултон и Марва Новак оживленно болтали, потягивая ароматный кофе, поглощая печенье и булочки и совсем не обращая внимания на мрачную Эви. Сегодня Глэдис собрала женщин на чай…

Глэдис, волнуясь, внимательно оглядела собрание. На поверхности все выглядело великолепно. Глэдис любила «пускать пыль в глаза», как она это называла. Сегодня она достала свой лучший тонкий фарфор из Виктории, серебряный чайный сервиз из Лондона и ирландские хрустальные блюда. Сама она нарядилась в бирюзовый спортивный костюм, который, наверняка, никогда не использовался по своему прямому назначению.

— Мне надо было добавить валерьянки в твой кофе, — сказала Глэдис, стоя над Эви с тарелкой сладостей. — У тебя пришибленный вид.

— А чего ты хочешь? Я и чувствую себя как висельник…

— Ты недооцениваешь своих друзей! Мы тебя не оставим. А теперь возьми кусочек пирога.

— Я не голодна!

— Все равно съешь! Это подсластит выражение твоего лица.