Там, в лишенном освещения подвале печально знаменитого здания, Бонхёффер будет томиться после провала заговора Штауффенберга в 1944 году. Но пока, в 1933 году, в Германии еще можно было добиться уважения к закону. С уверенностью человека, знающего свои права, Бонхёффер ворвался в здание и потребовал встречи с главой гестапо. Этому чиновнику Бонхёффер объяснил, что имело место вмешательство в подготовку к выборам – что, естественно, запрещалось, хотя запретом могли столь цинично пренебречь, – и ему вернули листовки. Со своей стороны, Бонхёффер согласился изменить заголовок списка кандидатов «Список Евангелической церкви» (против этого «немецкие христиане» возражали, поскольку сами хотели считаться единственной «Евангелической церковью») на более скромное «Евангелие и Церковь». При этом гестаповцы угрожали Бонхёфферу и Якоби: они, мол, лично ответят за то, чтобы должные исправления были внесены. Если где-нибудь появятся неисправленные листовки, они оба попадут в застенок.
А пока «немецкие христиане» и новое реформаторское движение готовились к выборам, Гитлер показал и свое умение обходиться с католиками. Этот вопрос он решал закулисно, а 20 июля с триумфом известил страну о Конкордате, подписанном между Третьим рейхом и Ватиканом. Замечательный акт политической рекламы: складывалось впечатление, будто Гитлер ответственно подходит к этим вопросам и ничем не угрожает Церкви. Текст Конкордата открывался преамбулой:
Его Святейшество Папа Пий XI и президент Германского рейха, движимые общим желанием укреплять и развивать дружеские отношения между Святейшим Престолом и Германским рейхом, желают раз навсегда урегулировать отношения между Католической церковью и государством для всей территории Германского Рейха и приемлемым для обеих сторон способом. Они решили заключить торжественное соглашение230.
Первый пункт гласил:
Германский рейх гарантирует свободу исповедания и публичного отправления обрядов католической религии. Он признает права Католической церкви, в рамках общего для всех законодательства, самостоятельно управлять своими делами и в рамках ее собственной юрисдикции издавать обязывающие законы и распоряжения для своих членов231.
Пройдет несколько лет, и станет ясно, с каким задним умыслом подписывались эти обязательства, но на тот момент они свое дело сделали, защитив нацистов от критики и явив всем миролюбивое лицо новой власти.
Через три дня прошли новые выборы с предсказуемым результатом: около 70% получили «немецкие христиане», а главное – Людвиг Мюллер занял-таки пост рейхсепископа. Бычеголовый Мюллер, необразованный, грубый – для многих это было все равно что назначение Гомера Пайла архиепископом Кентерберийским. Этот пастырь не чуждался ни «баб», ни грубых выражений, – напротив, старался укрепить свою репутацию настоящего мужчины, поборника рейха, а не какого-то там богослова. За спиной его насмешливо именовали Reibi, играя на сокращении слова Reichsbishof (рейхсепископ) и на созвучии со словом «равви». Назначение Мюллера стало дурной новостью для Бонхёффера и для тех, кто вскоре уйдет в Исповедническую церковь. Ранее на той же неделе Бонхёффер писал епископу Беллу: «Решительный отказ в признании Мюллера со стороны экуменического движения был бы нашей последней – с человеческой точки зрения – надеждой на возрождение германской Церкви».
Мюллер и его «немецкие христиане» выиграли политическую битву, но Бонхёффер и другие участники нового реформаторского движения не собирались сдаваться в богословской борьбе. Более того, политический проигрыш развязал им руки, переведя борьбу на другой уровень. Теперь они решили подготовить четкую и ясную декларацию своей веры – «Исповедание веры» – против «немецких христиан». Открытое столкновение вынудило бы «немецких христиан» также определиться. Пастор Нимёллер видел в этом правильный выход из сложившейся ситуации и сыграл заметную роль, убеждая сподвижников заняться этой задачей.