Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Одним-единственным именем обозначена та точка, где сходятся ответы на вопросы о реальности Бога и реальности мира… Мы ничего не выскажем истинного о Боге или о мире, не упомянув Иисуса Христа. Без Иисуса Христа любая концепция реальности – голая абстракция.

Пока Христос и мир понимаются как два царства, сталкивающиеся и теснящие друг друга, нам остается малоприятная альтернатива: отказавшись от цельной реальности, мы либо выбираем Христа без мира, либо мир без Христа, и в обоих случаях обманываем самих себя… Нет двух реальностей, есть только одна, и это – Божья реальность, откровенная в Христе в реальности мира. Приобщаясь к Христу, мы входим одновременно в реальность Бога и в реальность мира. Реальность Христа включает в себя реальность мира. Мир не обладает собственной реальностью, независимой от откровения Бога во Христе… Идея двух царств, вновь и вновь овладевающая исторической Церковью, Новому Завету чужда624.

Бонхёффер был уверен, что настал исторический момент, когда все увидят то, что видел он. Злодейство нацизма не превозмогалось старомодной «этикой», «правилами» и «принципами» – победить его мог один только Бог. В «нормальных» обстоятельствах люди мыслят категориями добра и зла, они стараются поступать хорошо и избегать дурного. Этого и в обычные-то времена мало, но под нацистским режимом недостаточность подобного «религиозного» подхода сделалась очевидной. «Шекспировские персонажи среди нас, – писал Бонхёффер, – подлость и святость очень мало общего имеют с этическими программами». Гитлер вынудил всех поглядеть в лицо подлинной реальности человеческого бытия: зло вышло на авансцену и сняло маску.

В своей книге Бонхёффер разобрал и отверг ряд подходов к проблеме зла. «Разумные люди, – пишет он, – думают, что с помощью разума им удастся восстановить структуру, распавшуюся по всем сочленениям». Существуют также «фанатики этики», которые «верят, что могут отразить силы зла чистотой своей воли и своих принципов». Люди «совести» теряются, потому что «зло приближается к ним под множеством респектабельных и соблазнительных масок, растревоживая их совесть и сбивая с толку, покуда они не согласятся удовольствоваться спокойной совестью вместо добросовестности». Они «обманывают собственную совесть, чтобы не впасть в отчаяние». Наконец, кое-кто прибегает к «частной добродетели». Эта категория

...

не ворует, не убивает, не прелюбодействует и по возможности творит добро. Но… эти люди не видят и не слышат того, что творится вокруг. Лишь ценой самообмана они сохраняют ощущение собственной невинности и не пятнают ее ответственными поступками в мире. Но что бы они ни делали, им не даст покоя то, что они оставили несделанным, и беспокойство либо погубит их, либо они превзойдут в своем лицемерии фарисеев625.

Бонхёффер отнюдь не выделял себя в особую категорию. Тот период немецкой истории загнал всех в этическую ловушку. Вокруг творилось чудовищное зло, что тут можно было сделать, что нужно было делать? Письма бывших семинаристов Бонхёфферу показывают, как их неотступно терзали вопросы – когда протестовать, а когда уступить, идти ли на несправедливую войну или же упереться. Один из них писал Бонхёфферу о том, как его принуждают убивать пленных, а если он не подчинится, то сам будет убит. Такого рода дилеммы сделались повседневностью. Кто в силах хотя бы представить себе ужас концентрационного лагеря, где одни евреи, чтобы отсрочить свою гибель, собственноручно пытали и убивали других евреев? Природа зла проступила наглядно и неприкрыто, и несостоятельными оказались любые попытки разобраться со злом по законам этики. Проблема зла непосильна человеку – все мы запятнаны и от этого клейма не уйти.