Колесики пришли в движение 4 апреля, когда в Цоссене, где прятал свои папки Донаньи, обнаружился вдобавок дневник адмирала Канариса. На следующий же день убийственная улика попала в руки Гитлера, и безумец прочел на этих страницах такое, что окончательно лишило его здравого смысла. Ему мнилось, будто он воочию видит окровавленный кинжал, вонзенный в спину Третьего рейха. Так вот кто с самого начала препятствовал его победам! Вот кто лишил фюрера обещанных судьбою триумфов! Кабы не подлые предатели во главе с Канарисом, он бы сейчас прогуливался, точно божество, по просторным бульварам, которые намеревался разбить в Берлине, а не прятался бы, словно крыса, под развалинами города, которому предназначено было сделаться столицей тысячелетнего царства. За три недели до самоубийства Гитлер совершил одно из последних жертвоприношений самому себе, отдав распоряжение начальнику своей охраны, эсэсовцу Раттенхуберу: «Прикончить изменников!» Так решилась судьба Канариса, Остера, Зака и Бонхёффера.
Однако Гитлер до последнего соблюдал юридическую фикцию, и ныне труп германского правосудия извлекли из могилы, чтобы придать расправе видимость законности. Следователь SS Хуппенкотен вынужден был проделать весь ритуал и отправиться со всеми уликами, включая дневник Канариса, во Флоссенбург, чтобы там провести «заседание военного трибунала». Он добрался до лагеря 7 апреля. К нему присоединился для полноты иллюзии судья Отто Торбек, тоже член SS. В субботу ночью должен был свершиться суд над Канарисом, Остером, Заком, Штрюнком, Герэ и Бонхёффером, на утро воскресенья планировалась казнь.
Но в субботу седьмого числа Бонхёффер в лагере не обнаружился. Разве его не переправили сюда из Бухенвальда? Фабиан Шлабрендорфф находился в тот момент во Флоссенбурге, и дважды на него принимались орать: признайся, что ты и есть Бонхёффер. Он, однако, не был Бонхёффером. Заподозрили и старого друга Дитриха Йозефа Мюллера, потом проверили Лидига, но все безрезультатно. Где же Бонхёффер?
Наконец кто-то сообразил, что в Вайдене четыре дня назад произошла накладка: Лидиг, Мюллер и Герэ вышли из зеленого фургона, а Бонхёффер остался в нем. Значит, его доставили с основной группой в Шёнберг. Немедленно отрядили двоих человек за двести километров – найти Бонхёффера и привезти его во Флоссенбург. Эти двое подоспели как раз к концу воскресной службы.
Начало жизни
Бонхёффера доставили во Флоссенбург под вечер воскресенья. Бетге пишет:
Трибунал под руководством Торбека с Хуппенкотеном в роли прокурора и комендантом лагеря Кёглем в роли помощника судьи утверждал, что заседал достаточно долго. Члены трибунала в дальнейшем заявили, что допрашивали каждого узника по отдельности, а затем устраивали им очные ставки друг с другом: Канарису с Остером, Заком, Штрюнком и Герэ, а напоследок и с Дитрихом Бонхёффером. Канарис вернулся в свою камеру за полночь и условным стуком известил находившегося в соседней камере датского полковника Лундинга, что с ним все кончено.
Мы не знаем, спал ли Бонхёффер в ту ночь – считаные часы отделяли заседание трибунала от рассвета, когда состоялась казнь714.
Во Флоссенбурге, который ныне неразрывно связан с именем Бонхёффера, он провел едва ли двенадцать часов.
Мы знаем, что для Бонхёффера смерть являлась последним этапом на пути к свободе, как он выразился в стихотворении «Этапы на пути к свободе». В глазах миллионов людей смерть его стала трагическим и преждевременным концом, но сам он воспринимал это иначе. Еще в лондонскую пору он говорил в проповеди: