Сложив ручищи на груди и принахмурившись смуглым Юпитером, генерал Геринг воскликнул: «Я глубоко сожалею о том, что некоторые коммунистические вожди избежали суда… Я был столь изумлен, когда услышал о пожаре Рейхстага, что подумал, будто речь идет о незначительном происшествии, о замыкании в электропроводке… Когда я мчался на своем автомобиле к Рейхстагу, кто-то выкрикнул: «Поджигательство!» – Загипнотизированный этим словом свидетель Геринг надолго умолк, а затем снова прокатил по языку предлинное слово: «Поджигательство!» – И когда я услышал это слово, пелена спала с моих глаз. Все стало совершенно очевидно. Это не мог сделать никто другой, кроме коммунистов202.
Ван дер Люббе признали виновным и обезглавили в лейпцигской тюрьме, но для вынесения приговора руководителям коммунистической партии улик не хватило, их отпустили и принудили уехать в Советский Союз, где их приняли как героев. Процесс пролил достаточно света на это происшествие, чтобы укрепилась идея: сами же нацисты без зазрения совести организовали провокацию. Но к тому времени, как процесс завершился, было уже поздно. Сгоревший Рейхстаг отменно послужил циничному замыслу Гитлера и обеспечил ему прикрытие, под которым он полностью и безвозвратно захватил власть в стране.
В самый день пожара, пока Рейхстаг еще дымился, Гитлер вырвал у восьмидесятипятилетнего Гинденбурга подпись под Декретом о поджоге Рейхстага – под эдиктом, которым отменялись личные права и общественные свободы203. Одним росчерком пера престарелый Гинденбург превратил Германию из демократической республики, возглавляемой рвущимся к тоталитарной власти диктатором, в диктатуру, украшенную лишь выхолощенными остатками демократического правления. Демократический строй рассеялся, как дым, опустевший парламент, обугленный и лишенный жизни остов, превратился в горестный символ гибели демократии.
Формулировки этого эдикта, подписанного и приведенного в действие прежде, чем у кого-либо хватило времени как следует его обдумать, сделали возможными все грядущие ужасы вплоть до лагерей смерти: отказ от гражданских прав, от свободного выражения своего мнения, в том числе от свободы прессы, от права создавать партии и организации, нарушение тайны почтовых, телеграфных и телефонных сообщений, ордера на обыск жилища и на конфискации, ограничения права собственности – все это стало возможно, все вышло далеко за пределы прежних законных границ.
Прошло два-три дня, и нацистские штурмовые отряды вышли на улицы, они хватали и избивали своих политических противников, бросали их в тюрьмы, пытали, убивали. Прессе заткнули рот, и она не могла высказаться против насилия, незаконными стали и любые собрания или митинги против того, что творилось в стране. Чтобы формально и законно передать всю полноту правительственной власти Гитлеру, понадобился еще и уполномочивающий акт парламента. Парламент продолжал еще функционировать, хотя и в сильно урезанном виде, однако уполномочивающий акт окончательно лишал его всяких прав – для вящего блага нации, разумеется, – и передавал прерогативы законодательного собрания в руки рейхсканцлера и его кабинета. Таким образом 23 марта 1933 года рейхстаг, словно змея, кусающая собственный хвост, издал закон, положивший конец его же существованию.
Были уничтожены все инструменты демократии, а значит, и сама демократия, законным провозгласили беззаконие. Восторжествовала грубая сила, чья единственная цель – уничтожить все прочие силы.
Глава 10 Церковь и еврейский вопрос
Дитрих Бонхёффер
Генрих Гейне