Когда Гитлер 31 января получил должность рейхсканцлера, нацистам принадлежало меньше половины кресел в рейхстаге. Политические оппоненты были наивно уверены, что Гитлер не обойдется без них, а значит, они смогут его контролировать. С тем же успехом можно было бы открыть ящик Пандоры и рассчитывать выпустить оттуда одно-два злосчастья, а не все беды. Гитлер знал, что среди его оппонентов отсутствует единство, они не были готовы сплотиться против него. Он с блеском сумеет столкнуть их лбами, с невероятной скоростью упрочит свою власть, он будет действовать с расчетливой беспощадностью, которая повергнет всех в растерянность. 3 февраля Геббельс записывал в дневнике: «Теперь будет легко продолжать борьбу, потому что мы можем использовать все государственные ресурсы. Радио и пресса в нашем распоряжении. Мы осуществим шедевр пропаганды. И на этот раз, естественно, не будет недостатка и в деньгах».
Поджог Рейхстага
Но какими методами планировали нацисты «продолжать борьбу»? Для начала они подожгли некое здание. Поджог составлял первую часть их плана по укреплению своих позиций, а в конечном счете – по отмене германской конституции, с тем чтобы наделить Гитлера диктаторскими полномочиями. План безрассудный и вместе с тем разивший без промаха: поджечь здание Рейхстага, оплот германской демократии, и свалить преступление на коммунистов! Если немцы поверят, будто коммунисты пытались уничтожить парламент, они согласятся с экстраординарными мерами правительства. Немцы охотно пожертвуют кое-какими гражданскими свободами, лишь бы уберечь народ от коммунистических дьяволов. Итак, огонь был разожжен, коммунисты предстали перед судом, нацисты торжествовали. Как именно было это осуществлено, остается загадкой.
В монументальном труде «Взлет и падение Третьего рейха» журналист и историк Уильям Ширер подтверждает, что пожар застал врасплох даже лидеров наци: «Канцлер обедал у Геббельса по-семейному. Судя по дневнику Геббельса, они отдыхали, слушали граммофон и рассказывали друг другу какие-то истории. «Вдруг, – пишет он в дневнике, – звонок от д-ра Ханфштенгля: «Рейхстаг горит!»
Геббельс должен был внимательно отнестись к источнику этого сообщения: Эрнст «Путци» [27] Ханфштенгль был «странный, но искренний человек из Гарварда», чьи деньги и связи существенно помогли Гитлеру в восхождении к власти. Студентом он сочинял гимны для гарвардских футбольных матчей, и один из этих мотивов вновь прозвучал за месяц до поджога Рейхстага, когда коричневорубашечники SA [28] маршировали по Унтер-ден-Линден в победном параде Гитлера198. Ширер описывает Ханфштенгля как «долговязого эксцентрика, чей поверхностный ум отчасти искупался сардоническим остроумием», его буйная игра на пианино и «клоунада успокаивали и даже ободряли Гитлера после утомительного дня»199. Итак, услышав в тот вечер в трубке голос Ханфштенгля, Геббельс поначалу решил, что тот забавляется. Но на этот раз долговязый шут был серьезен как никогда.
Первым на пожарище явился корпулентный Герман Геринг и, потея и отдуваясь, вскричал: «Это начало коммунистической революции! Нельзя терять ни минуты. Не щадить никого! Всякого коммунистического чиновника расстреливать на месте, всех депутатов-коммунистов вздернуть сегодня же ночью!» Толстяк был посвящен в заговор, но меньше всего от него в тот час требовалась искренность. На месте преступления был арестован слабоумный раздетый до пояса голландец, и ему было предъявлено обвинение в непосредственном исполнении злого умысла, хотя какую роль он тут сыграл, так до конца и осталось невыясненным. Марин ван дер Люббе, двадцати четырех лет, был пироманьяком с прокоммунистическими симпатиями, но крайне сомнительно, чтобы он участвовал в серьезном коммунистическом заговоре, как представили дело нацисты. Трудно теперь разобраться, действовал ли он сам по себе, в силу своего душевного заболевания, или же как марионетка нацистов. Во всяком случае, именно его рубашка послужила для розжига огня.
Не осталась в стороне от захватившего всю нацию судебного процесса и семья Бонхёфферов. Карл Бонхёффер, ведущий берлинский психиатр, обследовал состояние здоровья обвиняемого, а зять Дитриха Ханс фон Донаньи был назначен официальным наблюдателем на суде. Многие были убеждены в том, что за поджогом стоят геринговские громилы, и надеялись, что неподкупный Карл Бонхёффер даст показания в пользу этой гипотезы и использует свою репутацию и свое положение, чтобы разоблачить ненавистных ему нацистов. Основная часть слушаний была перенесена в Лейпциг, а оттуда вновь вернулась в Берлин.
Весь год семья Бонхёфферов была тесно связана с происходящим. Карл Бонхёффер дважды посещал ван дер Люббе в марте и еще шесть раз осенью. Его медицинское заключение, опубликованное в