[ван дер Люббе] исступленно честолюбив, но в то же время скромен и дружелюбен; легкомыслен, без малейших претензий на ясность интеллектуального мышления, но тем не менее способен к неколебимой решимости и полностью закрыт для любых противоречащих ему аргументов. Он добродушен и не таит зла, но не признает никаких авторитетов. Эта фундаментальная тенденция к бунту составляет, вероятно, наиболее нежелательную его черту и она-то и могла толкнуть его на гибельный путь. Раннее обращение в коммунистическую веру, несомненно, способствовало тому же эффекту, но его собственный недисциплинированный темперамент в любом случае помешал бы ему избрать спокойный и упорядоченный образ жизни. Каких-то выходок того или иного рода от него все равно приходилось ожидать. Однако на этом основании его нельзя считать душевнобольным200.
В этом четком клиническом заключении отсутствует вывод о фактической вине или невиновности обследуемого, что навлекло на доктора Бонхёффера гневные письма читателей – вероятно, с обеих сторон. Годы спустя он вспоминал:
Я получил возможность напрямую познакомиться с некоторыми заметными членами партии. Многие из них собрались на слушаниях в Верховном суде Лейпцига. Лица, что я увидел на этом сборище, были малоприятны. Во время слушаний беспристрастность и скрупулезная объективность председателя суда составляли отрадный контраст несдержанности партийцев, дававших свидетельские показания. Второй обвиняемый [один из руководителей коммунистической партии], Димитров производил впечатление интеллектуального превосходства и привел министра-президента Геринга, также приглашенного на слушания, в неистовую ярость. Что же касается Люббе, по-человечески говоря, это был несимпатичный молодой человек, психопат, путаник и искатель приключений, который реагировал на происходящее с тупым пренебрежением, утратив его лишь незадолго до приговора201.
В 1933 году в Германии прекратилось действие законов. На следующий день после поджога Рейхстага Гинденбург подписал декрет Гитлера о введении чрезвычайного положения. Тем не менее старые привычки еще сохранялись и по крайней мере в суде президент Рейхстага Герман Геринг и пироманьяк из низов оставались равными, а умница Димитров, который позднее станет премьер-министром Болгарии, и вовсе открыто издевался над краснорожим, надутым от тщеславия Герингом, и это сошло ему с рук. Весь мир стал свидетелем того, как нацистам не удается добиться желаемого – в тот раз еще нет. Пришлось им напоследок перенести такое унижение. Международная пресса освещала процесс и наслаждалась позором Геринга. Репортажи журнала Time затмевали все прочие беспардонным издевательством: мол, голос «бычьешеего» премьера перешел в «пронзительный визг», когда Димитров обошел его. Описание выступления Геринга говорит само за себя.