С той стороны «Гнезда цапли», что выходила на Залив, сорняки, лианы и другие ползучие растения, захватившие лужайку Джона Истлейка, уступали место униоле. Сильный ветер и открывающийся прекрасный вид навели меня на мысль, что во Флориде не так уж много мест, возвышающихся над уровнем моря. А здесь мы стояли достаточно высоко, чтобы весь Мексиканский залив лежал у наших ног. Дон-Педро-Айленд расположился слева от нас, справа Кейси-Ки окутывала серо-голубая дымка.
– Раздвижной мост по-прежнему поднят. – В голосе Джека слышалось веселое изумление. – На этот раз у них серьезные проблемы.
– Уайрман, посмотри вниз. – Я вытянул руку. – Вдоль старой тропы. Видишь?
Он проследил за моим указательным пальцем.
– Скальный выступ. Конечно, вижу. Не коралловый, я так не думаю, хотя надо бы подойти поближе… а что такое?
– Перестань корчить из себя геолога и просто посмотри. Что ты видишь?
Он посмотрел. Они оба посмотрели. Джек разглядел первым:
– Профиль? – Потом повторил, уже увереннее: – Профиль.
Я кивнул.
– Отсюда видны только лоб, глазница и переносица, но наверняка спустившись на берег, мы увидим и рот. Или что-то, его напоминающее. Это Ведьмина скала. И справа от нее Тенистый берег – могу поспорить на что угодно. С него Джон Истлейк отправлялся на охоту за сокровищами.
– И там утонули близняшки, – добавил Уайрман. – Значит, это тропа, по которой они ходили туда. Только…
Он замолчал. Ветер трепал наши волосы. Мы смотрели на тропу, все еще видимую, несмотря на прошедшие годы. Маленькие ножки девочек, идущих поплавать, такую бы не протоптали. Прогулочная тропка между «Гнездом цапли» и Тенистым берегом исчезла бы за пять лет, может, и за два года.
– Это не тропа. – Джек будто читал мои мысли. – Тут была
Уайрман покачал головой.
– Не знаю.
– Эдгар?
– Понятия не имею.
– Может, он нашел на дне нечто большее, чем несколько побрякушек, – предположил Джек.
– Может, но… – Я уловил движение краем глаза (что-то черное) и повернулся к дому. Ничего не увидел.
– Что такое? – спросил Уайрман.
– Наверное, нервы, – ответил я.
Ветер, который до этого дул с Залива, чуть переменился, став южным. Принес собой запах гнили.
Джек отпрянул, поморщился.
– Это еще что?
– Готов предположить, аромат бассейна, – ответил Уайрман. – Джек, мне нравится вдыхать запах этой жижи по утрам.
– Да, но сейчас вторая половина дня.
Уайрман смерил его пренебрежительным взглядом и повернулся ко мне:
– Что скажешь, мучачо? Идем дальше?
Я провел быструю инвентаризацию. Красная корзинка у Уайрмана; пакет с продуктами у Джека; рисовальные принадлежности у меня. Я не знал, что нам делать, если остальные рисунки Элизабет разметал ураган, сорвавший крышу с высившихся перед нами руин (если рисунки вообще были), но мы прошли долгий путь, так что не могли и дальше стоять столбом. Илзе настаивала на действии, взывала из моих костей и сердца.
– Да. Идем.
xii
Мы подошли к тому месту, где разросшийся фикус-душитель начал подминать под себя подъездную дорожку, когда я увидел что-то черное, мелькнувшее в сорняках справа от дома. На этот раз движение заметил и Джек.
– Там кто-то есть.
– Я никого не видел. – Уайрман поставил корзинку на землю, смахнул пот со лба. – Давай поменяемся, Джек. Ты бери корзинку, а я – еду. Ты молодой и сильный. Уайрман – старый и выдохшийся. Он скоро умр…
Он отпрянул от корзинки и упал бы, если б я не успел рукой обхватить его талию. Джек вскрикнул от удивления и ужаса.
Мужчина выскочил из кустов впереди и слева от нас. Он никак не мог там оказаться (мы с Джеком только что заметили его в пятидесяти ярдах), но тем не менее оказался. Черный мужчина, однако не человек. Мы сразу поняли, что перед нами – не человек. Во-первых, его ноги, согнутые и в синих бриджах, не шелохнулись, когда он проскочил перед нами. Не шелохнулась и подстилка фикуса-душителя, по которой он «пробежал». Однако губы его улыбались, вращающиеся глаза светились злобным весельем. Он был в кепке с козырьком и пуговицей на макушке, и почему-то это было самым ужасным.
Я подумал, что кепка сведет меня с ума, если я буду достаточно долго смотреть на нее.
Нежить исчезла в траве справа. Это был черный мужчина в синих бриджах, ростом пять с половиной футов. Трава же высотой не превышала пяти футов, и очень простые арифметические действия однозначно говорили о том, что исчезнуть в траве этот черный мужчина не мог – однако исчез.
А мгновением позже он возник на крыльце, как давний слуга семьи, и тут же, без паузы, оказался у лестницы, снова метнулся в сорняки, все это время широко нам улыбаясь.
Улыбаясь из-под козырька кепки.
Его кепка была