Дьюма-Ки

– Знаю. Ладно, идем в дом. Стучать не обязательно. Мы не в гости пришли.

xiii

– Похоже, у нас проблема, – заметил Джек.

«Портьеры» из испанского мха погрузили веранду в глубокий сумрак, но, едва наши глаза привыкли к нему, мы смогли разглядеть толстую ржавую цепь, которая полукружиями висела перед двойной дверью. С цепи свисали не один, а два замка. И протянули ее через кольца на штырях, вбитых в дверные косяки.

Уайрман подошел ближе, пригляделся.

– Думаю, мы Джеком без труда вытащим штыри. Они знавали лучшие дни.

– Лучшие годы, – поправил его Джек.

– Возможно, – кивнул я, – но двери наверняка заперты, а если вы будете греметь цепями, то разбудите соседей.

– Соседей? – переспросил Уайрман.

Я указал наверх. Джек и Уайрман подняли головы, увидели то же, что и я: целую колонию коричневых летучих мышей, спящих, как казалось, в свисающем облаке паутины. Я посмотрел вниз: толстый слой гуано устилал пол. И я очень порадовался тому, что голову прикрывала бейсболка.

Когда же оторвал взгляд от пола, Джек Кантори уже сбегал со ступенек вниз.

– Никогда. Называйте меня трусом, называйте маменькиным сынком, называйте как угодно, но я туда не пойду. Если бзик Уайрмана – змеи, то мой – летучие мыши. Однажды… – Он хотел сказать что-то еще, возможно, много чего, только не знал как. Вместо этого отступил еще на шаг. У меня было мгновение, чтобы поразмыслить над особенностями страха. С тем, что не удалось сверхъестественному жокею (почти удалось, но почти считается только в игре в «подковки»), справилась колония спящих летучих мышей. Если говорить о Джеке.

– Они могут переносить бешенство, мучачо… ты это знаешь? – спросил Уайрман.

Я кивнул.

– Думаю, нам нужно поискать черный ход.

xiv

Мы медленно шли вдоль боковой стены дома. Джек – первым, с красной корзинкой для пикника. Рубашка на его спине потемнела от пота, но тошнота больше не беспокоила. А могла бы. И не только его. Наплывающая с бассейна вонь едва не валила с ног. Доходившая до бедер трава шуршала, терлась о брючины, твердые, сухие стебли лиродревесника кололи лодыжки. Окна в доме были, но высоко. Джек мог бы до них достать, лишь встав на плечи Уайрмана.

– Который час? – Джек тяжело дышал.

– Для тебя самое время идти чуть быстрее, амиго, – ответил Уайрман. – Хочешь, чтобы я освободил тебя от корзинки?

– Конечно. – Впервые после нашей встречи в аэропорту я уловил раздражение в голосе Джека. – А потом у вас случится сердечный приступ, и мне с боссом придется демонстрировать, по силам ли нам сделать искусственное дыхание.

– Ты намекаешь, что я не в форме?

– В форме, конечно, но, думаю, фунтов пятьдесят у вас лишних.

– Прекратите. – Я попытался их остановить. – Вы оба.

– Поставь ее на землю, сынок, – не унимался Уайрман. – Поставь на землю эту cesto de puta madre[181], и я буду нести ее остаток пути.

– Нет. И хватит об этом.

Краем глаза я уловил, как шевельнулось что-то черное. Поначалу не стал поворачивать голову. Подумал, что опять появился парковый жокей, на этот раз на краю бассейна. А может, и на заполняющей его вонючей жиже. Слава Богу, что я все-таки решил посмотреть.

Уайрман тем временем, сверкая глазами, сверлил взглядом Джека. Тот уязвил его мужское достоинство.

– Я хочу освободить тебя от корзинки.

Часть набухшей поверхности бассейна ожила. Отделилась от черноты и вылезла на потрескавшийся, в сорняках, бетонный бортик, расплескивая вокруг себя кляксы жижи.

– Нет, Уайрман, ее понесу я.

Мерзость с глазами.

– Джек, говорю тебе в последний раз.

Тут я увидел хвост и понял, на что смотрю.

– А я говорю вам…

– Уайрман. – Я схватил его за плечо.

– Нет, Эдгар, я могу это сделать.

«Я могу это сделать». Слова эти лязгнули у меня в голове, и я заставил себя говорить медленно, громко, решительно.

– Уайрман, заткнись. Тут аллигатор. Только что вылез из бассейна.

Уайрман боялся змей, Джек боялся летучих мышей. Я понятия не имел, что боюсь аллигаторов, пока не увидел, как этот шмат доисторической черноты отделился от навозной жижи, которая теперь заполняла бассейн, и направился к нам – сначала по бетонной полосе (отбросив последний перевернутый садовый стул), потом сквозь сорняки и лианы, свисающие с кустов бразильского перца. На мгновение я увидел бугристую морду аллигатора, один черный закрытый глаз, словно зверюга подмигивала мне, а потом в зоне видимости осталась лишь черная спина, продвигающаяся по зелени подобно субмарине, три четверти которой находились под водой. Аллигатор направлялся к нам, и, обратив на него внимание Уайрмана, я больше не мог произнести ни слова. Мир расплылся и посерел. Я привалился спиной к старым, теплым на ощупь, потрескавшимся доскам «Гнезда цапли». Привалился к ним и ждал, пока меня сожрет двенадцатифутовый ужас, обитавший в старом бассейне Джона Истлейка.