Дюна и философия: путь ментата

Люди могут думать, что они свободны, защищены и равноправны, на самом же деле они закованы в цепи, и лишь обманываются, что равны. Истинная свобода принадлежала фрименам из сиетча, которые знали, что являются частью необходимой иерархии, небезопасной и неспокойной, с вечным состоянием тревоги и войны. Как карлик Биджаз сказал Хейту в «Мессии Дюны»:

«Война полезна, ведь ей можно найти столько применений. Она стимулирует метаболизм. Усиливает правительства. Повышает генетическое разнообразие. По живучести нет ей равных во вселенной. Лишь те, кто знает цену войне, и платит ее, обладают хоть какой-то степенью самоопределения».

Проповедник

Он был воином и мистиком, чудовищем и святым, хитрецом и невинным, благородным, безжалостным, меньшим чем Бог, большим, чем человек. Побуждения Муад’Диба не измерить общими критериями. В момент триумфа, он видел смерть, уготовленную ему, и все равно смиренно принял предательство. Можно ли сказать, что он сделал это из чувства справедливости? Чьей же? Помните, мы говорим о Муад’Дибе, приказавшем сделать барабаны из кожи врага, Муад’Дибе, который отвергал все, что давало ему герцогское прошлое, и, отмахиваясь, говорил: «Я – Квисатц Хадерах. Этого вполне достаточно».

из «Пробуждения Арракиса» Принцессы Ирулан («Дюна»)

Меня ни разу не спрашивали, а следовало, что значит имя Заратустры в моих устах, устах первого имморалиста… Заратустра первым заметил в борьбе добра и зла движущую силу вещей: смещение морали в область метафизики, в виде силы, причины, самоцели… Заратустра создал самую роковую из ошибок – мораль, следовательно, должен первым признать ее… Его учение, лишь его, отстаивает истинность, как высшую добродетель – иными словами, противоположность трусости «идеалиста», обращающегося в бегство всякий раз, сталкиваясь с реальностью; у Заратустры больше смелости, чем у других мыслителей вместе взятых.

«Ecce Homo: Почему я судьба»

«Религия объединяет наши силы. В ней тайна нашего мастерства» – говорил Пол Атрейдес. Муад’Диб создал объединяющую религию, затем стал Проповедником, чтобы разрушить свое же творение.

Ницше вспоминает Заратустру, ведь этот персидский пророк создал религию и теперь вернулся, чтобы уничтожить веру в «обреченную на ошибки» систему ценностей. Заратустра проповедует о пришествии нового Сверхчеловека. Упор на смелость, благородство и способность смотреть в лицо реальности считаются главными преимуществами великих людей взамен «трусости» псевдоидеализма:

«В первую очередь, я отвергаю тип человека, доселе считавшегося высшим, добрым, великодушным, благодетельным; во-вторых, я отвергаю ту мораль, что признана, и главенствует как таковая, – мораль декаданса, или, простыми словами, христианскую мораль». («Ecce Homo: Почему я судьба»)

Заратустра был первым пророком, заявившим, что спасение души можно обрести через нравственное поведение; следовательно, на передний план выходит личная ответственность: все судимы будут в Судный день.