Дюна

Шагнув по склону, он услышал над головой тихий посвист крыльев, увидел: над ними скользили темные силуэты орнитоптеров.

***

Отец однажды сказал мне, что в основе любой морали лежит почитание истины: «Что-то не получится из ничего». Глубокая мысль, в особенности, если учесть, насколько изменчивой может быть истина.

Принцесса Ирулан. «Разговоры с Муад'Дибом»

— Я всегда гордился, что вижу вещи такими, каковы они и есть на самом деле, — сказал Сафир Хават. — Это проклятье всех ментатов. Никогда не можешь остановиться в расчетах.

На морщинистом стариковском лице в предраскветном сумраке угадывалась задумчивость. От запятнанных сафо узких прямых губ кверху поднимались морщины.

Перед ним на корточках молчаливо сидел человек в длинном одеянии, явно безразличный к словам Хавата.

Оба жались под выступам скалы, нависавшей над широкой и неглубокой впадиной. Заря уже коснулась вершин сразу порозовевших скал, обступивших котловину. Под скалистым навесом было холодно, сухой пронизывающий ночной холодок еще не исчез. Перед рассветом чуть повеяло теплом, но по-прежнему было прохладно. Хават слышал, как выбивают дробь зубы немногих уцелевших солдат.

На корточках перед Хаватом сидел фримен, словно из дюн, с которыми сливалось его одеяние, неожиданно возникший, едва рассвело.

Указательным пальцем фримен что-то набросал на песке. Рисунок был похож на чашу, из которой торчала стрела.

— Патрули барона многочисленны, — сказал он, направив указательный палец вверх, на утесы, с которых спустился Хават со своими людьми.

Хават кивнул.

Патрулей много. Да.

Но он пока не понимал, что нужно этому человеку. Это беспокоило Хавата. Считалось, что знания позволяют ментату видеть причины поступков.

Эта ночь была наихудшей во всей жизни Хавата. Он находился в Цимпо, гарнизонном селении, одном из аванпостов вокруг прежней столицы — Картага, когда начали поступать донесения о нападении. Сперва он подумал: «Просто налет. Харконнены пробуют силы».

Но донесение следовало за донесением, они поступали все чаще и чаще.

Два легиона высадились в Картаге.

Пять легионов — пятьдесят бригад! — атаковали главную базу герцога в Арракейне.

Легион в Арсунте.

Две боевых группы в Расщепленных Скалах.

Потом в донесениях появились подробности: среди атакующих оказались имперские сардаукары, вероятно, два легиона.

И стало ясно, что нападающим точно известно, куда и сколько посылать войск. Абсолютно точно! Великолепная разведка.

Возбуждение и гнев Хават сумел подавить, лишь когда эти чувства едва не вывели его из себя как ментата. Понимание колоссального перевеса в силах противника, что навалился на них, разило, словно удар.

И теперь, прячась под скалой в пустыне, он кивал головой, запахивался поплотнее в рваную и изрезанную куртку, словно она могла его согреть.

Но сколько же их!

Он всегда был готов к тому, что враги могут нанять с оказией лайнер Гильдии для набега. Такое практиковалось в подобного рода конфликтах между Великими Домами. На Арракисе регулярно приземлялись и взлетали лихтеры с грузом специи, принадлежащей Дому Атридесов. Хават принял предосторожности против случайной атаки с фальшивого лихтера. В массированном ударе, по их общему мнению, должно было участвовать не более десяти бригад.

Но на поверхности Арракиса сейчас находилось более двух тысяч кораблей: не только лихтеры, но и фрегаты, скауты, мониторы, крашеры, войсковые транспорты, баржи.

Более сотни бригад — десять легионов!

Стоимость подобного предприятия превышала весь доход от специи за целых пятьдесят лет.

Наверняка.

«Я недооценил долю дохода, которую барон пожелал истратить на нападение, — подумал Хават. — Погубил герцога».

И еще это предательство!

«Я поживу еще, — подумал он, — и увижу, как ее удавят. Надо было тогда убить эту ведьму-гессеритку, я ведь мог это сделать». Он и не сомневался, что предала их леди Джессика. Ее предательство великолепно объясняло все факты.

— Твой человек Холлек с остатками своего отряда пробился к нашим друзьям-контрабандистам, — сказал фримен.

— Хорошо.

Значит, Гарни унесет ноги из этого ада. Хоть не все сгинули.

Хават оглянулся на оставшуюся с ним горстку. Вечером, перед прошедшей ночью, их было триста. Теперь осталось ровно двадцать. Половина из них была ранена. Кое-кто спал, остальные стояли, сидели, лежали на песке под скалою. Последний топтер, который они использовали в качестве экранолета для перевозки раненых, вышел из строя перед рассветом. Его разрезали лазеружьями, куски зарыли, а затем добрались до этого убежища на краю котловины.

Хават лишь приблизительно представлял, где они находятся, — сотнях в двух километров к юго-востоку от Арракейна. Основные пути между стойбищами у Барьера оставались где-то на юге.