7 июля 1858 года, накануне праздника Казанской иконы, Мантуров заказал обедню в построенной им Рождественской церкви и приобщился; после обедни он стал повторять церковнице некоторые распоряжения отца Серафима относительно этой церкви, что удивило сестер. Вернувшись домой и напившись чая, Михаил Васильевич прошел в сад и, почувствовав сильную усталость, присел на скамейку, и тут же безболезненно предал Богу свою чистую, праведную душу.
С виду Мантуров был очень приятен: у него, как и у сестры его, было открытое, круглое лицо. Нрав его был веселый, простой. Он был чрезвычайно добр и безгранично искренен.
О том, какое впечатление он производил на светских людей, можно судить из письма пензенского помещика, сына знаменитого военного историографа генерала Михайловского-Данилевского, семья которого издавна имела отношение к Дивееву.
«Михаил Васильевич скончался, — пишет он. — Два или три раза видел я его, но беседа с ним была мне очень впечатлительна. Нельзя ли собрать какие-нибудь хоть краткие, но верные сведения о его жизни: о подвиге бедности Бога ради, о излечении его отцом Серафимом и, наконец, о его блаженной кончине? Я напечатал бы эти сведения в одном из журналов. Право, оно было бы: во 1-х, полезно для ближних, ибо, может, кто из читателей, прочтя о простоте жизни его, и опомнился бы, и во 2-х, главное, было бы многопорочному и греховному миру напоминанием, что есть люди, пренебрегшие благами мира, и что все-таки свет их не забыл».
Пишущему эти строки приходилось посещать Дивеев.
Не в дальнем расстоянии от могил Дивеевской первоначальницы Агафии Симеоновны Мельгуновой и Елены Васильевны Мантуровой лежит, с левой стороны Рождественской церкви, Михаил Васильевич. Простая деревянная доска с крестом из черного дуба покрывает его могилу; на стене церкви против могилы прибита икона его ангела Михаила Архистратига.
Так покоится он у храма, созданного ценою его самоотвержения, его покорности старцу и великой его жертвы.
И сколько дум, когда видишь эти две могилы сестры и брата, теснится в голове! Лишив себя радостей жизни, с верою, что воздаст им Господь в вечном Царстве, не ликуют ли они теперь оба вместе с дивным учителем своим, призывая и нас к той же жизни духа, к той же силе и исключительности веры!
Под духовным руководством отца Серафима находилась крестьянская семья Мелюковых, из деревни Погибловой Ардатовского уезда Нижегородской губернии. Семью эту составляли: брат Иван Семенович и две сестры, Прасковья и Марья Семеновны.
Старшая из них жила в Дивеевской общине, а младшая, Мария, в ноябре 1823 года «увязалась» за сестрой из деревни в Дивеев.
Когда 13-летняя Мария увидала отца Серафима, старец различил в ней будущую великую подвижницу и велел ей остаться в Дивееве.
Это была избранная душа, ангелоподобная видом, несравнимая ни с кем своими свойствами.
Высокая ростом, она имела прекрасное продолговатое лицо, дышавшее свежестью, голубые глаза, светло-русые брови и густые светло-русые волосы.
Поступив в Дивеево, откровица Божия сразу приступила к столь великим подвигам, что превосходила строгостью жизни опытных сестер. Молитва никогда не прекращалась в ней, и только на самые необходимые вопросы она отвечала с небесною кротостью. Вне этого она не вела никогда разговоров.
Старец особенно заботливо относился к ней, в ее молодых годах почитал в ней созревшую для Царствия Божия душу. Насколько повиновалась она всякому слову старца, видно из следующего. Раз ее родная сестра спросила ее о каком-то Саровском монахе, и она удивленно сказала ей:
— А какие видом-то монахи, Параша, бывают: похожи ли на батюшку?
Сестра ответила:
— Ведь ты бываешь в Сарове часто; как же ты не видала монахов, что спрашиваешь?
— Нет, Параша, — кротко отвечала Мария, — ведь я ничего не вижу и не знаю. Батюшка Серафим приказывал мне никогда не глядеть на них, и я так повязываю платок на глаза, чтоб только видеть у себя под ногами дорогу.
Отец Серафим посвящал ее во многое: говорил ей о будущей славе Дивеевской обители, открывал ей духовные великие тайны, прося ее никому о том не рассказывать. И свято хранила она это приказание, как ни упрашивали ее передать, что слыхала она от старца.
Иван Мелюков, брат Прасковьи и Марии, был близок к старцу, ходил часто в Саров и впоследствии кончил там жизнь иноком, а три дочери его были потом в Дивееве.
Дочь его Елена с пяти лет взята была в Дивеево своей теткою Прасковьею. Когда тетка брала ее с собою в Саров, отец Серафим ласкал ребенка и пророчески называл ее «великая госпожа», говоря, что она будет благодетельницей Дивеева. Он даже приказывал иногда сестрам благодарить девочку за ее будущие благодеяния обители.