Дивеевская тайна и предсказания о Воскресении России. Преподобный Серафим Саровский Чудотворец

С правой стороны Казанской церкви покоится первоначальница Дивеевская, Агафия Симеоновна Мельгунова, пред памятью которой благоговел отец Серафим и которую называл «великая жена». Около нее приготовили могилу и для Елены Васильевны.

Передают, что не раз на этом месте хотели хоронить мирян, но всякий раз, как начинали готовить могилу, ее заливало водою. Теперь же могила была суха.

На третий день по кончине Елены Васильевны преданная ей послушница Ксения пришла в Саров, к отцу Серафиму, вся расстроенная и в слезах.

— Что ты плачешь? — сказал ей великий старец. — Радоваться надо! Сюда придешь на сороковой день. А теперь поди в Дивеево: непременно надо, чтобы сорок дней обедня была. Хоть в ногах у священника валяйся.

Ксения ушла в слезах в Дивеев, а сосед по келье отца Серафима видел, как он долго ходил в сильном волнении, говоря сам с собой: «Ничего не понимают! Плачут!.. А кабы видели, как душа-то ее летела! Как птица вспорхнула! Херувимы и Серафимы расступились». На сороковой день, утешая плачущую Ксению, отец Серафим говорил о том, что она угодила Господу, и предсказал, между прочим, что со временем мощи Елены Васильевны будут открыто почивать в Дивееве.

В Дивеевском монастыре хранятся иконы Елены Васильевны: родительское ей благословение — Елецкая икона Богоматери, икона Успения в фольге и икона Спасителя, несущего крест, сработана разноцветным бисером по воску руками Елены Васильевны.

Закончился жизненный великий подвиг избранницы Божией. Созданная для мира и утех его, но рано поняв, что лишь область Божества удовлетворит ту жажду высокого, абсолютного, вечного, что была в душе ее, — с беззаветною искренностью отвергнув все земное, пошла Елена Васильевна по пути, освященному Христом, — по пути самоотречения. Уверовав в святость духовного наставника своего, она принимала всякое слово его как бы из уст Божиих и была послушна ему, «даже до смерти».

С глубоким душевным волнением, поминая эту озаренную столь ярким убеждением, полную одного порыва к Богу, жизнь, — станем просить праведницу, чтоб и нам помогла она не забывать о том небе, которое теперь стало ее неотъемлемым уделом и которое приобретается лишь горячей верой и неослабным подвигом!..

Во время кончины сестры Михаил Васильевич Мантуров находился в Симбирских поместьях генерала Куприянова. Там же был он и во время блаженной кончины старца Серафима, последовавшей через полгода, 2 января 1833 года.

Тяжело было Михаилу Васильевичу зараз лишиться столь дорогих для него людей. И сестра могла оказывать ему нравственную поддержку в несении нищеты; легкою казалась ему бедность при жизни великого старца, который побудил его к такому самоотречению и в котором он всегда находил отраду и утешение, — теперь приходилось терпеть одному.

Страшные испытания начались для Михаила Васильевича тотчас по кончине старца.

Один из послушников Саровских, Иван Тихонов, замыслил распоряжаться делами Дивеевскими. Желая действовать по-своему, он решился отстранить от Дивеева лиц, которым старец сообщил свои намерения и решения по устройству общины. Довольно долго распоряжался Иван Тихонов делами Дивеева, пока после великих смут и раздоров, там возбужденных, не был устранен от Дивеева высшею церковною властью. Его сторонницы, выйдя из Дивеева, основали в нескольких десятках верст Серафимо-Понетаевскую обитель, тоже достигшую теперь полного процветания.

От этого Ивана Тихонова и пришлось Михаилу Васильевичу вынести тяжкое гонение.

По окончании польского похода генерал Куприянов приехал в Саров на поклонение могиле отца Серафима.

Много распространяясь о своей чрезвычайной привязанности к отцу Серафиму, чем и привлекал к себе почитателей старца, Иван Тихонов сумел войти в доверие генерала. Выставляя, что ему, Тихонову, поручено старцем заботы о Дивееве, Тихонов оклеветал пред генералом Мантурова как корыстного человека и просил содействия генерала, чтобы вынудить у Мантурова уступку теперь же в пользу общины 15 десятин земли при селе Дивееве, приобретенных им тогда покупкой.

А о земле этой отец Серафим дал заповедь Мантурову — хранить ее как зеницу ока и лишь по смерти завещать ее Дивееву.

Приехал к себе Куприянов, стал уговаривать передать землю общине или продать. Мантуров, помня приказание старца, отказался наотрез.

— Да знаешь ли, — закричал тогда на него генерал, — что так же просто, как выпить стакан воды, я выпью всю твою кровь за твое упрямство.

— Хоть убейте меня, — спокойно отвечал Михаил Васильевич, — а я также просто не отдам ни за что моей земли, которую старец приказал мне хранить и не уступать никому до моей смерти.

Раздражила генерала стойкость Мантурова, и он с позором выгнал от себя преданнейшего ученика старца Серафима. Придравшись к чему-то, он даже велел удержать его платье, спальные подушки его жены и не выдал ему заслуженного им жалованья.

Нищим, в полном смысле слова, вышел Мантуров от неблагодарного богача, которому столько сделал добра, устроив его имения.